Хаски и его учитель белый кот. Том III

Мо Жань смотрел на объятого негасимым пламенем Наньгун Чанъина. И сотни лет спустя этот почтенный бессмертный не утратил удивительную силу духа, способную потрясти небеса и перевернуть земную твердь.

Так он ошибался?!

Даже самый глубокий омут в мире не скроет твои грехи. Как бы хорошо ты ни переписал официальную историю, в ней останутся белые пятна и нестыковки, которые невозможно будет объяснить, а всем людям в мире рты не закроешь.

Наньгун Чанъина считали совершенным человеком, отказавшимся от власти и вознесения… Раньше он считал, что все это не более чем красивое прикрытие для обеления человека, находящегося на вершине власти.

Он ошибался…

Все что угодно можно похоронить, кроме правды. Когда, словно снег по весне, растает все наносное, яркая белизна поблекнет, земля покажет свое истинное иссеченное морщинами и измазанное грязью лицо, некуда будет бежать. Солнечный свет высветит все грехи, и под светом белого дня они зашипят и завоют.

Он… ошибся…

Не сводя глаз с Наньгун Чанъина, Мо Жань медленно покачал головой. В это время Наньгун Чанъин поднял голову. Из-за украшенной вышитым драконом черной ленты никто не мог видеть его глаз, так что, возможно, это было всего лишь его разыгравшееся воображение, но в какой-то момент Мо Жань понял, что Наньгун Чанъин улыбается, и из-под черного шелка проступают морщинки улыбки, которые не сожжет огонь и не смоет вода. Казалось, ничто в этом мире не способно было скрыть легкую улыбку на лице этого великого человека, что сейчас спокойно стоял в этом сжигающем его огненном море.

Когда-то он тоже дал слабину и один-единственный раз пошел на поводу у своих эгоистичных желаний, решив на века сохранить свое пришедшее в негодность тело для будущей героической жизни среди зеленых холмов и кипарисов.

Смертный мир настолько прекрасен, никто не хочет его покидать.

Но уже тогда он ясно понимал, что настанет день, и ему нужно будет уйти, что неизбежно в будущем найдутся люди, которые в своих корыстных целях захотят воспользоваться его телом как оружием. Поэтому уже тогда он все подготовил: обрезал свои меридианы и спрятал готовый к выстрелу божественный лук.

Смертный мир слишком прекрасен, не стоит пачкать кровью его пышное цветение.

— Великий Глава… — все еще сжимая в руке божественный лук, Наньгун Сы вновь преклонил колени. Свет от огня освещал его юное окровавленное лицо с дорожками слез на щеках. — Ваш недостойный потомок…

Пламя Чуаньюня уже выжгло спрятанный внутри сердца Наньгун Чанъина камень Чжэньлун и постепенно продолжало распространяться по его бренной оболочке, которая становилась все более тусклой и прозрачной, напоминая подсвеченную изнутри бумагу зажженного фонаря.

Полностью вернув контроль над своим разумом, Наньгун Чанъин задал Наньгун Сы всего один вопрос:

— Сколько лет прошло с основания Духовной школы Жуфэн?

Это было лишь мертвое тело, которое уже давно покинула душа.

Не так уж много воспоминаний могла сохранить эта пустая оболочка, поэтому он мог спросить только о самых простых вещах.

Наньгун Сы не мог проявить неуважение, поэтому, справившись с сорвавшимся голосом, поспешил ответить:

— С основания Духовной школы Жуфэн прошел четыреста двадцать один год.

Наньгун Чанъин чуть наклонил голову. Теперь улыбка коснулась даже уголков его губ:

— Так долго.

Подхваченный ветром тихий звук его голоса тут же затерялся среди гор и лесов.

— Я предполагал, что все закончится через двести лет, — исполненный тепла и великодушия голос Наньгун Чанъина заструился по поросшему травой склону горы Цзяо. — Все, что создано в этом мире, имеет свой срок, и когда он подходит к концу, нужно приложить нечеловеческие усилия, чтобы его продлить. Это естественно, что старое заменяется молодым, а ветхое и износившееся — новым и свежим. После длительного использования любая вещь становится потрепанной и грязной, поэтому отбрасывается и уничтожается кем-то, и, на самом деле, для мира это великое благо. Сы-эр, не нужно винить себя.

Наньгун Сы резко вскинул голову. От большой кровопотери его лицо стало бледным как бумага. Не в силах скрыть дрожь в голосе, он воскликнул:

— Великий Глава!

— На самом деле, существование Духовной школы Жуфэн не зависит от того, сколько лет она возвышалась над смертным миром и сколько имела последователей, — фигура Наньгун Чанъина практически растаяла в огненном сиянии, с каждым словом голос его звучал все тише, словно все больше удаляясь, — важно лишь, что в этом мире по-прежнему кто-то помнит, что жадность, ненависть, ложь, убийство, блуд, воровство и грабеж — семь недопустимых вещей для благородного человека.

Сказав это, он взмахнул рукавами, и в одно мгновение все травы и деревья на горе Цзяо задрожали. Вырвавшиеся из недр горы драконьи жилы обвили почти освободившиеся трупы и в один миг затянули их всех под землю.

— Запомни это и действуй, передавая учение[215.7].

Стоило этим словам прозвучать, и тело Наньгун Чанъина разлетелось тысячами золотисто-алых светлячков. Подхваченные ветром, эти огненные звезды поплыли над горами и лесами, постепенно растаяв за линией горизонта.