Хаски и его учитель белый кот. Том III

— Почему Мо Жань смог истребить Духовную школу Жуфэн? Потому что в его сердце жила ненависть. Почему Мо Жань смог убить Сюэ Чжэнъюна? Потому что в его сердце жил страх. Почему Мо Жань мог оскорблять и унижать тебя? Потому что в его сердце жило это желание, — на этих словах Ши Мэй бросил косой взгляд на Чу Ваньнина и продолжил. — Если кто-то нанес ему удар мечом, он не мог простить. Когда кто-то предлагал ему выгоду, он не мог отказаться. Перед лицом красоты он не мог усмирить свою страсть… такова его натура.

— Ши Минцзин, — сквозь зубы процедил Чу Ваньнин. — Ты стер все чистое и доброе, что было в его сердце, а жившую там ненависть и порочную жажду усилил в десятки тысяч раз, и сейчас смеешь утверждать, что он действовал, руководствуясь лишь собственными желаниями? Тебе не кажется, что ты смешон? Чья ненависть не уничтожит мир, если увеличить ее до крайнего предела?

— А кто заставлял его носить в своем сердце ненависть? Кто заставлял его таить в душе амбиции? Кто разрешил ему таить в себе эту страстную жажду? — Ши Мэй рассмеялся. — Если бы его душа и сердце были чисты, как у ребенка, и у него никогда не было никаких злых намерений, разве смог бы Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия поднять такую бурю? Так что его вина в том, что будучи не более, чем самым обычным и заурядным мирянином, он не смог сохранить внутреннюю чистоту.

От этих слов лицо Чу Ваньнина совсем потемнело. Он уже собирался заговорить, когда услышал, как Ши Мэй добавил еще одну фразу:

— Человек должен сам отвечать за свои страстные желания, и не о чем тут дальше спорить.

— …

Если до этого Чу Ваньнин все еще хотел поговорить с ним, услышав эти слова, он вдруг почувствовал, что в этом нет необходимости, и не стоит даже пытаться ему что-то объяснить. Он просто отвернулся.

Заметив его реакцию, Ши Мэй покачал головой:

— Учитель, ты слишком снисходителен к нему.

— …

— В твоих глазах любые его поступки имеют причину и могут быть оправданы.

— В таком случае, сам скажи мне, кого я должен понимать и оправдывать, — голос Чу Ваньнина стал холоднее льда, — тебя?

Какое-то время Ши Мэй молчал, а затем с улыбкой сказал:

— Значит, Учитель все еще любит его?

Взгляд Чу Ваньнина был подобен холодному свету луны, отраженному от покрытой льдом озерной глади.

— Поэтому и в прошлой, и в этой жизни я играл с Учителем в эту игру, но даже выиграв, почему-то все еще не могу сравниться с ним.

— В чем ты можешь сравниться с ним? — ледяным тоном спросил Чу Ваньнин.

Ши Мэй прищурился:

— У тебя что, и правда совсем нет слов, чтобы оценить меня? Неужели обо мне тебе больше нечего сказать?

Чу Ваньнин не сразу ответил ему. Глядя на выражение его лица, в этот момент, казалось, он действительно серьезно задумался о чем-то. Наконец, опустив ресницы, он очень холодно и тихо произнес:

— Есть.

На лице Ши Мэя тут же расцвела улыбка:

— Что?

С совершенно каменным лицом Чу Ваньнин продолжил:

— Тебя бесполезно сравнивать с Мо Жанем, тебя даже с Сюй Шуанлинем не сравнить. По крайней мере, он сумел сохранить любовь в своем сердце и признал вину за свои деяния. Он не такой, как ты, Хуа Биньань.

В конце он даже перестал обращаться к нему, как к Ши Минцзину.

— Ты настоящий мерзавец, — закончил Чу Ваньнин.

Глава 254. Гора Лунсюэ. Скучал по тебе

Ши Мэй вдруг резко закрыл рот. Щеки стали белее снега, а лицевые мускулы едва заметно напряглись. Его унижение можно было сравнить с пощечиной, но он все же смог взять себя в руки и, поджав нижнюю губу, процедил:

— Ты действительно не желаешь оставить мне и видимости достоинства.

С этими словами он снова протянул руку, чтобы коснуться подбородка Чу Ваньнина, но тот уклонился от нее, словно от ядовитой змеи.

Ши Мэй сузил глаза. На мгновение на его лице отразилась буря охвативших его эмоций, однако, в конце концов, он смог подавить их и вновь стал похож на морскую гладь во время полного штиля.

— Не надо так говорить, — усилием воли Ши Мэй вернул своему лицу привычное мягкое выражение «младшей сестренки». — Так или иначе, ты всегда был закостенелым в своих заблуждениях упрямцем. В прошлой жизни ты же хотел его убить, не так ли? Но когда настало время действовать, опять не смог достаточно ожесточить свое сердце. Дошло до того, что перед смертью ты вложил в него часть собственной разбитой души.

Ши Мэй не ошибся: в тот год во время битвы на снежном поле в горах Куньлунь, находясь на грани жизни и смерти, Чу Ваньнин последний раз прикоснулся пальцем ко лбу Мо Жаня, чтобы передать ему остаток своей разорванной души.

В итоге под конец жизни его дух оказался полностью рассеян: часть он передал юному Мо Жаню, часть — самому себе из прошлого, а все, что осталось, с последним лучом надежды отдал Тасянь-Цзюню.

Чу Ваньнин не знал, как на третьей стадии уничтожить ядовитый цветок, но предположил, что раз уж для его выращивания и цветения требовалась душа заклинателя, то, возможно, влив часть собственной души, он хотя бы что-то сможет изменить…