Хаски и его учитель белый кот. Том III

Мо Жань промолчал. Через некоторое время теплое тело позади Чу Ваньнина заключило его в объятия, прижавшись к его спине широкой и крепкой грудью.

Под прикрытием темной ночи Чу Ваньнин открыл глаза. Перед ним легкий ветерок раздувал тюлевый полог, позади была горячая грудь, в которой билось сердце Тасянь-Цзюня. Когда этот мужчина заговорил, было сложно сказать, насмешка или ленивая томность прозвучала в его лишенном прочих эмоций голосе:

— Твое тело такое холодное и потное, — сказав это, Мо Жань наклонился к его шее сбоку и тщательно обнюхал ее. — Тебе приснился дурной сон? — спросил он с легкой насмешкой и благодушием только что проснувшегося человека. — Чую запах страха.

Чу Ваньнин не ответил, но едва заметно вздрогнул. Он не боялся, но груз скорби и угрызений совести почти раздавил его и сейчас практически все его силы уходили на то, чтобы сохранить видимость спокойствия.

В итоге ему все-таки удалось провести Мо Жаня. Не заметив ничего странного, он зевнул, постепенно просыпаясь, и снова наклонился, чтобы понюхать плечо и волосы на виске Чу Ваньнина. Удовлетворенно хмыкнув, он заявил:

— Все-таки интересно, почему даже когда ты потешь, твое тело пахнет цветами? — по его голосу было не понять улыбается сейчас он или нет, — Совсем как вырезанная из дерева статуэтка.

Если бы Мо Жань так пошутил в другое время, то точно столкнулся бы с прикрывающей смущение гневной бранью Чу Ваньнина.

Однако этой ночью он так и не дождался никакой ответной реакции. Немного удивленный, Мо Жань приподнялся и перевернул Чу Ваньнина, чтобы плотно придавить и полностью накрыть его сверху своим большим великолепно сложенным телом.

Их глаза встретились. Теперь, когда Чу Ваньнин лежал под ним, у него не осталось выбора, кроме как смотреть на собственное отражение в его глазах.

В проникающем через многочисленные складки кисейного занавеса тусклом свете непогашенной свечи Мо Жань внимательно вглядывался в это незабываемо красивое лицо, которое сейчас было так близко.

Похожие на мечи брови вразлет все так же сурово сдвинуты, приподнятые уголки раскосых глаз феникса похожи на птиц, стремящихся взмыть в небо и улететь, высокая прямая переносица и облик, в каждой черточке которого сквозит природная гордость и высокомерие.

Он и сам не знал почему, но глядя на него этой ночью, он чувствовал какую-то общую неправильность.

— Что с тобой? — он протянул руку и коснулся щеки Чу Ваньнина. Кончикам пальцев передалась дрожь чужого тела, прежде чем человек под ним вдруг закрыл глаза, словно пытаясь сдержать тысячи эмоций.

Мо Жань окончательно проснулся и почувствовал возбуждение.

Нахмуренные брови Чу Ваньнина, словно нарисованные акварелью тонкие губы и острые черты изможденного, почти хрупкого лица… всего этого было более чем достаточно, чтобы породить в его груди жажду добиться, захватить и подчинить.

Но все же его никак не оставляло какое-то смутное беспокойство, которое заставило Мо Жаня набраться терпения и снова спросить:

— В конце концов, что с тобой случилось?

Когда Чу Ваньнин приоткрыл глаза, в глубине его зрачков мерцали мелко раздробленные искры света. Он не мог выплеснуть горе и тоску, что сжигали его изнутри, и в итоге хрипло выдавил лишь одну фразу:

— Мы… как мы дошли до этого?

— …

— Если бы мы смогли остановить это раньше, возможно, все было бы по-другому.

Мо Жань не ответил. Он подумал, что Чу Ваньнин в самом деле такой забавный. Он проиграл и уже давно находился в полной его власти, стал его любовником, императорской наложницей, награжденной званием второй супруги, деликатесом на столе императора! Все это дело решенное, так зачем же сегодня ночью он вновь предается пустым мечтам, пестуя подобные мысли.

Поздней ночью во Дворце Ушань не было никого, кроме лежавших в одной кровати пары обнаженных товарищей по несчастью, крепко связанных ненавистью и обидами.

Может, плавающий в воздухе аромат цветов, что ветер принес снаружи через полуоткрытое окно, расслабляюще подействовал на Мо Жаня, но сегодня он и правда не хотел злиться на этого не ценящего его доброту человека. В любом случае, по сравнению с императрицей, общение с наложницей Чу всегда требовало от него куда большей выдержки и терпения. Поэтому какое-то время он просто зачарованно наблюдал за пытавшимся скрыть свои душевные терзания Чу Ваньнином, чувствуя как его сердце опять начало зудеть от язычков пламени вновь разгорающегося огня страсти. В итоге он, в кои-то веки, решил подшутить и с некоторой ленцой протянул:

— Ваньнин, допустим, ты понял бы это раньше, как ты думал остановить этого достопочтенного? — кончики его пальцев очень медленно начали скользить, спускаясь все ниже. В голосе Тасянь-Цзюня теперь явно звучали соблазнительно-томные нотки. — Своим телом?

Стоило ему заметить, что его слова вызвали целую бурю смешанных эмоций в глазах Чу Ваньнина, взгляд Мо Жаня тут же потемнел и стал туманным от затопившего его влажного жара желания. Через мгновение он шепотом выругался. Было это преднамеренно или нет, но от Чу Ваньнина он не мог вынести даже намека на соблазн.