Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II

Как и раньше, в пору юности, когда Мо Жань крепко спал, его брови были слегка нахмурены. Два ряда густых плотно сомкнутых ресниц казались наглухо закрытыми дверями в сердце, на котором лежал тяжкий груз памяти о прошлых ошибках.

Чу Ваньнин понимал, что его домыслы довольно смешны и нелепы. Откуда у прожившего не так много лет молодого человека, могут взяться настолько печальные воспоминания?

Не успел он закончить эту мысль, как длинные ресницы Мо Жаня дрогнули, и он открыл глаза.

— ...

Пальцы Чу Ваньнина сразу же напряглись, ему захотелось быстро отдернуть руку и притвориться спящим.

Но у Мо Жаня была особенность, свойственная скорее людям пожилым, а не юным лежебокам, что любят понежиться в теплой постели: он всегда очень быстро просыпался.

Казалось, что даже во сне Мо Жань остро чувствовал все изменения в окружающей обстановке, интуитивно ощущая опасность... словно каждый день своей жизни он ходил по тонкому льду, рискуя погибнуть от клинка наемного убийцы.

Так что, прежде чем Чу Ваньнин успел убрать кончики пальцев из щели в пологе, взгляд Мо Жаня упал именно на это место.

Чу Ваньнин: — ...

Незапятнанная репутация старейшины Юйхэна оказалась под угрозой. Но к счастью в этот момент его осенила идея. Он быстро перевернулся, и его расслабленная рука, как будто невзначай, раздвинула занавеску.

Теперь все выглядело так, словно он не приподнимал тайком полог, а просто неловко перевернулся во время сна и случайно отодвинул его рукой.

Как и следовало ожидать, Мо Жаню даже в голову не пришло, что такой серьезный человек, как Чу Ваньнин, мог морочить ему голову, поэтому он сразу же повелся на его уловку. Опасаясь разбудить своего наставника, Мо Жань очень тихо встал со своей лежанки.

Однако, вместо того, чтобы сразу уйти, он сначала поймал обнаженное запястье Чу Ваньнина и осторожно переместил обратно на постель.

Очень скоро послышался звук открывшейся двери и Мо Жань вышел.

Чу Ваньнин расслабился и открыл глаза. Медленно приходя в себя, он еще долго смотрел на полоску дневного света, проникшего в дом через приоткрытую дверь.

Возможно потому, что он никогда не думал, что сможет быть с Мо Жанем, и в мечтах своих не осмеливался представлять, как это могло бы быть, даже после того, что случилось ночью, Чу Ваньнин чувствовал себя так, словно ему все это только приснилось.

Он знал, что Мо Жаню всегда нравился Ши Минцзин. В конце концов, все это время он был рядом с ними и видел все своими глазами.

Он видел, как Мо Жань улыбался Ши Минцзину, как готовил лапшу по его вкусу, и каким счастливым был, когда втайне помогал Ши Мэю справиться с трудным уроком, искренне веря, что никто об этом не узнает.

На самом деле, Чу Ваньнин все видел и знал.

Из-за этого он ощущал зависть, ревность, печаль и неудовлетворенность.

Тогда он не желал мириться с этим и теперь, казалось бы, должен был почувствовать облегчение.

Но это оказалось не так просто, ведь в прошлом, даже зная, что его мечты бесплодны, он отказывался отступиться от своих чувств и уйти из жизни Мо Жаня.

На протяжении многих лет Чу Ваньнин не раз задавался вопросом, стоят ли того эти его безответные чувства и стоит ли так упорствовать, бесплодно ожидая невозможного? Но каждый раз терялся с ответом и откладывал решение на потом в надежде, что все разрешится само собой.

Чу Ваньнин всегда считал себя бесстрастным и холодным человеком. Со стороны наблюдая за страданиями влюбленных, он искренне не понимал, зачем так мучить себя, цепляясь за ненужные чувства, вместо того, чтобы просто отбросить то, что причиняет такую боль. Тогда, взирая свысока на людские слабости, ему было просто отрицать любовь, и только когда это адское пламя охватило его собственное сердце, он, наконец, осознал...

Глубокая привязанность и искренняя любовь слишком глубоко прорастают в сердце, становясь частью тебя самого.

И, если уж это произошло, это чувство можно только подавить, но вырвать невозможно.

Именно поэтому Чу Ваньнин, который не мог понять мысли и чувства Мо Жаня, оказался сбит с толку и начал сомневаться. Он не понимал, что заставило Мо Жаня отвести взгляд от прекрасного Ши Минцзина и переключиться на такого неинтересного и жалкого человека, как он.

Может это... из благодарности?

Из чувства вины?

Он хотел своим телом расплатиться за его доброту[181.4]?

...Твою ж мать! Неужели он признался Ши Мэю в своих чувствах, а тот отверг его?..

Чу Ваньнин окаменел. В голове был полный хаос и ни одной умной мысли. Ему вдруг вспомнилась история о ветренном Чэнь Шимэе[181.5], который с такой же легкостью предал свою возлюбленную. Чем больше он думал об этом, тем больше злился. В конце концов, Чу Ваньнин поднялся с постели и, воспользовавшись тем, что его никто не видит, свирепо пнул лежащий на полу матрас Мо Жаня, на котором тот спал прошлой ночью.

Автору есть, что сказать: