Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II

Ведь очевидно, что этот человек испытывает стыд несмотря на эту гневную маску, которой он так быстро прикрылся. Присмотревшись повнимательней, можно было заметить яркие всполохи[136.3] на дне его глаз.

Испугался, что на глазах ученика упал в грязь лицом, или смущен тем, что оступился из-за кваканья лягушки. С какой стороны не глянь, довольно неловкая ситуация.

Это так мило.

На этот раз Мо Жань и правда не смог удержаться от улыбки.

Стоило ожидать, что это еще больше раззадорит Чу Ваньнина. Черные брови сошлись над переносицей, отражая всю глубину его негодования:

— Над чем ты снова смеешься? Я просто не могу работать на земле и возделывать зерно тоже не умею! Что тут смешного?!

— Да, конечно! Не смешно, совсем не смешно! — придав своему лицу самое серьезное выражение, Мо Жань попытался задобрить его, но даже если улыбка скрылась в уголках его губ, искрящиеся неудержимым весельем глаза было не спрятать.

Ему нужно было продержаться совсем чуть-чуть, и этот инцидент был бы исчерпан, но, как назло, именно в этот момент лягушка запрыгнула на насыпь между межами и, словно решив продемонстрировать свое превосходство, надув щеки, громко и отчетливо издала двойное победное «ква».

Все усилия Мо Жаня пошли прахом. Не в силах сдержаться, он быстро отвернулся и, прикрыв нижнюю часть лица рукой, «закашлялся».

Однако никакое притворство не могло скрыть последовавшее за этим отчетливое «пф» и «ха-ха-ха».

— … — от его реакции Чу Ваньнин пришел в бешенство и уже собирался забраться на гребень межи, но Мо Жань успел окликнуть его.

Они стояли буквально в шаге друг от друга, и в иной ситуации Мо Жань бы просто схватил и притянул его к себе. Однако сейчас он не мог себе этого позволить, ведь на его руках все еще осталось тепло объятий Чу Ваньнина, а нос все еще забит ароматом цветущей яблони от его одежд.

Мо Жань совсем размяк и буквально таял под яростным взглядом, однако он не смел дать волю своему сердцу. Человек перед ним был так хорош, что ему очень хотелось бережно держать его в объятиях и поклоняться ему, как святому небожителю. Мо Жань не хотел опять все испортить своей грубостью, причинить ему боль и разрушить его.

Поэтому он позволил себе только окликнуть:

— Учитель.

— Что? Мало ты смеялся? — спросил Чу Ваньнин, бросив косой взгляд на него.

Благодаря обворожительным ямочкам на щеках, улыбка Мо Жаня лучилась лаской, а не насмешкой:

— Хотите изучить все тонкости[136.4] этого ремесла? Мне не сложно обучить вас, Учитель, вы ведь такой талантливый, поэтому быстро научитесь.

Пока Мо Жань личным примером[136.5] показывал ему, как срезать рис, Чу Ваньнин не мог не задуматься о том, что он, вроде как, пришел тайком умыкнуть нужные ему знания, так как получилось, что в итоге он сам стал учеником[136.6]?

Вот уж действительно, все встало с ног на голову!

Однако Мо Жань подошел к вопросу его обучения очень серьезно, был очень деликатен и не смеялся, наблюдая за его неуклюжими попытками освоить новый навык.

Его черные, как смоль, брови и правильные черты лица, по сравнению с его юношеским обликом, стали более выраженными и твердыми. От рождения прекрасное лицо изначально несло на себе отпечаток высокомерия на грани нахальства, но мягкий сдержанный взгляд, казалось, таил в себе множество накопившихся за годы тревог и забот, надежно скрытых от посторонних глаз за нежностью и напускной беззаботностью.

— Вот так, просто нужно приноровиться, понимаете?

— …Да.

Чу Ваньнин сделал срез в соответствии с его наставлениями, но, к сожалению, ему все еще не хватало сноровки. Он привык работать с твердой древесиной и оказался совершенно беспомощным перед хрупкими стеблями риса.

Мо Жань, понаблюдав за ним какое-то время, протянул мускулистую руку и помог ему правильно перехватить серп.

Их кожа соприкоснулась лишь на мгновение. Мо Жань не осмелился пойти дальше, также как и Чу Ваньнин не мог позволить ему большую близость.

Один был, как не имеющий выхода стремительный поток, другой — похож на практически высохший пруд. Очевидно, если бы поток смог влиться в пруд, они бы идеально дополнили друг друга: бурный поток, сбросив оковы, наконец, нашел бы свою тихую гавань, обветренные трещины высохшего пруда были бы заполнены ласковыми водами.

К сожалению, с момента рождения они скрывались и избегали этой встречи.

Стоя на безопасном расстоянии, один пытался учить:

— Палец еще немного ниже. Будьте осторожны, не порежьтесь.

Другой с беспримерным упрямством отмахивался:

— Знаю.

— Просто расслабьтесь немного, не надо быть таким напряженным.

— …

— Расслабьтесь.

Но чем больше Мо Жань настаивал, тем сильнее напрягалась спина Чу Ваньнина, а ловкие руки совсем утратили былую сноровку.

Расслабься, расслабься, можно подумать, он не хочет расслабиться! Легко сказать! Мо Жань стоял так близко, что он затылком чувствовал его дыхание. Этот воздушный поток был таким горячим и давящим, еще и с уникальным, присущим только Мо Жаню, будоражащим запахом. Как он мог расслабиться?!

Непонятно с чего, но его опять атаковали воспоминания о том позорном сне, что он видел совсем недавно.