Выражение лица Мо Жаня стало еще более сложным. Подобная перемена в Ши Мэе не только не стала для него приятным сюрпризом, а скорее даже напугала его.
Пока он пытался прийти в себя, Ши Мэй, повысив голос, громко позвал:
— Слуга, эти палочки для еды слишком грязные, пожалуйста, принесите другие!
Слуга тут же явился на его зов, а затем опять ушел. Запутавшийся в собственных чувствах Мо Жань медленно повернулся и взглянул в бледное и спокойное лицо Ши Мэя. Ласковый взгляд был все таким же чистым и безмятежным, словно Мо Жаню померещился тот смущенный румянец. Словно почувствовав, что кто-то смотрит на него, Ши Мэй поднял на него свои красивые персиковые очи, а затем с легкой нечитаемой улыбкой повернулся к нему всем телом:
— Что-то случилось?
— Ничего! Ничего не случилось!
— Палочки для еды упали прямо рядом с твоим сапогом, — спокойно пояснил Ши Мэй.
— О… — Мо Жань перевел дух, чувствуя невероятное облегчение. На самом деле, он что-то слишком много надумал себе. Чтобы разрядить повисшее в воздухе напряжение, он хотел сказать Ши Мэю еще пару слов, но тот уже отвернулся и, поднявшись, взялся за половник, чтобы налить супа.
Устыдившись своих недавних мыслей, Мо Жань поспешил предложить:
— Я могу налить суп для тебя.
— Нет, я сделаю это сам.
Засучив рукава, Ши Мэй неспешно начал наливать в свою тарелку суп трех свежестей.
Этот суп сам Мо Жань поставил поближе к Чу Ваньнину, а значит он оказался практически на другой стороне стола от Ши Мэя. Пока все сидели, такая расстановка блюд никого не смущала, но теперь, когда Ши Мэю пришлось встать и практически перегнуться через стол, чтобы дотянуться до супа, появилось чувство неловкости.
Один черпак. Второй черпак. Медленно и методично.
Мо Жань:
— …
Ши Мэй, спокойно встретив его беспокойный взгляд, чуть-чуть улыбнулся и, опустив глаза, продолжил молча наливать суп.
Мо Жань все еще чувствовал неловкость и, когда Ши Мэй закончил наливать себе, спросил у Чу Ваньнина, не хочет ли он супа. Чу Ваньнин отказался, после чего сразу переставил супницу на середину стола, чтобы она была на равном расстоянии от всех.
Его наставник и его любимый человек.
С самого начала не стоило выделять кого-то.
И тут Ши Мэй неожиданно сказал:
— А-Жань, ты стал таким здравомыслящим, совсем не тот обозленный ученик, постоянно провоцирующий гнев Учителя. Раз так, и мы сегодня собрались здесь втроем, пришло время рассказать тебе об одном деле и снова извиниться перед Учителем.
Услышав его торжественный и официальный тон, Мо Жань невольно напрягся:
— Что за дело?
— Помнишь, как я в первый раз пришел к тебе с чашей пельменей? — сказал Ши Мэй. — Их приготовил не я. Никогда не умел готовить что-то из муки, так что…
Мо Жань рассмеялся:
— Я подумал что-то серьезное, а ты решил сказать то, что мне давно известно.
— О, ты уже... давно..? — было видно, что Ши Мэй поражен. Его прекрасные глаза широко распахнулись, потом он повернулся, чтобы посмотреть на Чу Ваньнина, который молча наблюдал за ними, потягивая вино. — Так Учитель сказал тебе?
— Нет, я увидел это перед тем, как отправился в Призрачное Царство.
Мо Жань был уже готов рассказать подробности, но внезапно Чу Ваньнин резко поставил на стол недопитую чашу вина и, громко кашлянув, холодно и строго взглянул на Мо Жаня.
Мо Жань знал, что Учитель был очень щепетильным человеком, для которого было естественно скрывать от других свою мягкость, поэтому ограничился кратким:
— В общем, пять лет назад я понял все причины и следствия[133.4], но это слишком долгая история, не будем об этом.
— Ладно, — кивнул Ши Мэй и повернулся к Чу Ваньнину. — Учитель, вы ведь сами не захотели относить те пельмешки А-Жаню и отправили меня вместо себя, а я тогда и подумать не мог, что это так важно. После, наблюдая, как из-за этого недоразумения между вами растет пропасть, я чувствовал себя все более виноватым. На самом деле, много раз я пытался найти подходящий случай, чтобы объяснить все А-Жаню, но каждый раз слова только вертелись на языке, а я так и не осмелился открыть рот… По правде говоря, в то время я вел себя эгоистично еще и потому, что на Пике Сышэн, кроме молодого господина, из близких людей у меня был лишь А-Жань, и я боялся, что если ему станет известно о том, что я не был до конца искренним с ним, он будет немного расстроен и…
— Все в порядке, это же я запретил тебе говорить. В чем ты винишь себя?
— Но я чувствую себя неловко, словно присвоил ваши добрые поступки. Учитель, я виноват перед вами, – Ши Мэй потупил взгляд и, немного помолчав, добавил, – А-Жань, и перед тобой я тоже виноват.
Мо Жань никогда ни в чем не обвинял Ши Мэя. Несмотря на то, что изначально его симпатия к нему возникла из-за того недоразумения с пельмешками Чу Ваньнина, однако впоследствии его теплые чувства по отношению к нему были искренними. Кроме того, Ши Мэй ведь просто следовал инструкциям Чу Ваньнина и изначально совсем не собирался присваивать себе чужие заслуги.
Мо Жань поторопился утешить его:
— Нет! Тебе не нужно расстраиваться из-за этого! Все это дело прошлое...