Глава 130. Учитель, прошло пять лет, прежде чем я снова увидел вас
Чу Ваньнин тяжело дышал, в горле у него пересохло.
Он не желал смириться и признать свое поражение. Поэтому, отчаянно сопротивляясь зову своего сердца, он усилием воли погасил пламя внутри и с деланным равнодушием спросил:
— Всю жизнь?
— Всю жизнь.
— Но я могу идти очень быстро, не заботясь о тебе.
— Это не важно, я догоню.
— Также я могу остановиться и отказаться идти дальше.
— Я буду стоять рядом с Учителем.
Чу Ваньнин не рассчитывал, что на все его вопросы Мо Жань ответит вот так, не раздумывая, и от этого занервничал еще больше.
— А если я вообще больше не смогу ходить? — спросил он, сердито взмахнув длинными рукавами.
— Тогда я буду носить вас на руках.
— …
Сообразив, что он сказал, Мо Жань на мгновение замер. Это было слишком непочтительно, даже дерзко и нагло. Широко открыв глаза от испуга, он взволнованно замахал руками:
— Я понесу вас на спине!
Сердце Чу Ваньнина билось все быстрее и быстрее. Ему приходилось сдерживаться из последних сил, чтобы удержаться и не помочь ему подняться с колен. Не в силах избавиться от навязчивого желания хотя бы на мгновение прикоснуться к этому мужчине, он переживал еще больше, хмурился и со стороны выглядел возмущенным и раздраженным:
— Кто-то здесь хочет, чтобы ты нес его на спине? – сердито спросил Чу Ваньнин.
Растерявшийся Мо Жань открыл рот и замер, не зная, что ответить.
Его учителю так трудно угодить. Нести на спине – плохо, нести на руках – тоже плохо, на плече не понесешь и волоком не потащишь. Он был слишком глуп, совершенно не представлял, что нужно сказать, чтобы Чу Ваньнин остался доволен.
Поэтому растерявшийся Мо Жань уныло опустил голову, как никогда напоминая брошенную хозяином собаку.
Наконец, еле слышно он прошептал:
— Тогда я тоже никуда не пойду.
— …
— Если хотите мокнуть под дождем, тогда я последую[130.1] за вами.
Чу Ваньнин совсем запутался и чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Он привык быть независимым по жизни, поэтому, недолго думая, отрубил:
— Я не хочу, чтобы ты следовал за мной.
Мо Жань молчал. Боковым зрением Чу Ваньнин мог видеть только его широкий лоб, черные брови и густые длинные ресницы, которые, подобно дрожащим туманным занавесам, то поднимались, то опускались.
— Учитель… — импульсивный отказ взволнованного Чу Ваньнина Мо Жань истолковал по-своему, — вы все еще сердитесь на меня…
Тем временем Чу Ваньнин изо всех сил, но не особенно результативно, пытался взять под контроль свое трепещущее сердце. Не расслышав, он рассеянно переспросил:
— Что?
— Когда мы были в Призрачном Царстве, я множество раз просил у вас прощения, но понимаю, что этого недостаточно. Все эти пять лет я жил с чувством вины и памятью о том, что я в долгу перед вами.
Чу Ваньнин: — …
— Я думал, что хочу стать хоть немного лучше. По крайней мере настолько, чтобы, стоя рядом с вами, не чувствовать себя грязным и не стыдиться поднять голову. Но я… я не могу угнаться за вами… Каждый день, просыпаясь, я боюсь, что это был только мой сон, и на самом деле, когда я очнусь, окажется, что вы умерли. В моих ушах звучат те слова, что вы сказали мне на озере Цзиньчэн: «если сон слишком хорош, он не всегда будет правдой». И тогда мне… мне так тяжело на душе…
Голос Мо Жаня звучал хрипло и надрывно.
Ему было, что рассказать, но он не хотел говорить. Для себя он решил, что будет неправильно перекладывать на Чу Ваньнина весь груз этих пяти лет. Разве мог он просто взять и без оглядки вывалить на него все то, что случилось с ним в течение этих лет без него?
Он… во время пребывания в Снежной долине иногда ему сложно было определить, какое сейчас время, и где он находится. Тогда он брал иглу и прокалывал пальцы до кости. Боль была адская, но только она могла убедить его, что он в трезвом уме и ясной памяти, все еще жив и не покинул этот мир.