Он и сам не знал, почему послушно сделал шаг вперед.
На пальце Чу Ваньнина вспыхнул изумрудный огонек, от которого отделились тонкие сияющие нити. Они потянулись к груди Мо Жаня, проникнув в его тело в районе сердца. Мо Жань запоздало испугался, что Чу Ваньнин решил таким образом покончить с ним.
Однако исходивший от руки учителя свет не причинял боли, а напротив, по всему его телу разлилось приятное тепло.
— Рану, что нанес тебе меч Сюэ Мэна, я излечил. — Чу Ваньнин тихо вздохнул и продолжил мягко, на одном вдохе. — Отпусти его, Мо Жань. Если и он умрет, у тебя не останется никого, с кем ты сможешь поговорить о прошлом...
Прежде, чем до Мо Жаня дошел смысл его слов, магический барьер под его ногами исчез вместе с призванным Чу Ваньнином божественным гуцинем.
В последний момент Мо Жань успел призвать Бугуй и вскочить на него, зависнув среди облаков. Чу Ваньнин же просто падал вниз, как высохший лист, сорвавшийся с дерева поздней осенью. Словно эта последняя песня Цзюгэ исчерпала все его жизненные и духовные силы.
— Ваньнин!
Изменившись в лице, Мо Жань направил свой меч вниз. Он успел подхватить на руки безвольное тело прежде, чем оно разбилось о лед Тяньчи.
— Чу Ваньнин! Ты… ты…
Глаза Чу Ваньнина были закрыты, из его ушей, рта и носа текла кровь.
Для Чу Ваньнина всегда было важно сохранять чувство собственного достоинства. Этот человек держал осанку и не сгибал спину, даже когда Мо Жань заточил его во Дворце Ушань. Он никогда не позволял себе выглядеть недостойно. Но сейчас, потеряв контроль над собственным телом, Чу Ваньнин истекал кровью и выглядел по-настоящему жалко. От его праведного и благородного образа ничего не осталось.
Чу Ваньнин, сглотнув пузырившуюся у него на губах кровь, прохрипел:
— Ты говорил… я не могу выбрать жить или умереть… но видишь, Мо Жань… в итоге ты недооценил своего учителя... Если я решил уйти, ты не можешь помешать… не можешь удержать меня...
— Учитель… Учитель!.. — Мо Жань смотрел на него и чувствовал, как кровь стынет в жилах, и холод прокрадывается в сердце. В этот момент он чувствовал себя совершенно беспомощным и мог только кричать.
Чу Ваньнин улыбнулся и чуть приподнялся. В этот момент он выглядел почти счастливым:
— Я так долго влачил жалкое существование, но в душе так и не смог смириться. Думал… все время думал, что если останусь с тобой еще на несколько лет, смогу обучить тебя… не творить снова все это зло… однако сейчас… сейчас…
Мо Жань почувствовал, что дрожит. Сжимая в руках безвольное тело своего учителя, он вдруг испугался по-настоящему.
Ужас.
Более десяти лет прошло с тех пор, как он испытывал это чувство. Сейчас же оно налетело так внезапно и нанесло сокрушительный удар по его сердцу.
— Теперь я понял, что только моя смерть может изменить тебя… больше не делай зла…
Казалось, каждое произнесенное слово причиняло Чу Ваньнину сильнейшую боль. Он бросил все силы на то, чтобы вызвать Цзюгэ, и теперь не только его духовное ядро было разрушено, но и все тело смято и изломано. Из-за того, что все внутренние органы были повреждены, кровь непрерывным потоком лилась из его рта. Продолжая сжимать его в объятиях, Мо Жань опустился на берег озера Тяньчи. Обезумев от внутренней боли и страха, он непрерывно вливал поток духовной энергии в тело Чу Ваньнина, но она тут же рассеивалась, как капля пресной воды, упавшая в соленые воды моря.
Теперь Мо Жань действительно запаниковал. Великий Наступающий на бессмертных Император, цеплялся за умирающего, снова и снова пытаясь поделиться с ним своей духовной энергией.
— Бесполезно… Мо Жань…. Я использовал свою жизнь, чтобы вызвать Цзюгэ. Моя смерть неизбежна. Если у тебя... в сердце сохранилось немного света… пожалуйста, я прошу тебя… отпусти…
Кого отпустить?
Сюэ Мэна и Мэй Ханьсюэ?
Всех этих людей из Куньлуньского Дворца Тасюэ? Или весь мир совершенствующихся?
Да-да! Конечно, он может всех отпустить! Если это нужно, чтобы Чу Ваньнин жил, лишь бы этот самый ненавистный для него человек не умер вот так.
Чу Ваньнин задрожал и, с трудом подняв руку, холодным как лед кончиком пальца дотронулся до лба Мо Жаня. Этот жест выглядел очень интимным, исполненным искренней привязанности и сочувствия.
— Пожалуйста, я прошу тебя… освободись… отпусти себя…
Злобное выражение на лице Мо Жань в одно мгновение замерзло и превратилось в гротескную маску.
Отпустить кого…
На границе жизни и смерти о ком это он так беспокоится?
Отпусти… Отпусти себя…
Он ведь это сказал?
Сейчас, сжимая тело учителя в своих руках, Тасянь-Цзюнь одновременно испытывал самые противоречивые чувства: растерянность и облегчение, удовлетворение и сильнейшую душевную боль.
— Отпустить себя? Твое последнее желание — чтобы я себя отпустил?
Мо Жань беспрестанно бормотал эту фразу. Его глаза налились кровью, и он зашелся в безумном хохоте. Его смех был злобным и неистовым, как будто темное пламя из адских глубин пронзило небеса, испепелив его рассудок и душу.
— Ха-ха-ха-ха! Освободить себя? Чу Ваньнин, ты еще безумнее меня! Такой наивный… ха-ха-ха-ха!