Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I

— Да! Магический барьер нельзя убирать! — в надежде сохранить свои жизни, люди вставали на колени и со слезами на глазах умоляли князя сохранить их жизни. Заикаясь и рыдая, они просили: — Пожалуйста, не снимайте барьер! Пощадите наши жизни! Мы все умрем, если вы уберете его!

— Госпожа, умоляем… — некоторые обращались к княгине Чу, благоговейно преклоняя колени и кланяясь до земли. — У вас сердце святой. Пожалуйста, не убивайте нас! Не просите господина снять защитный барьер. Умоляем, сохраните наши жизни! Проявите милосердие и сострадание, судьба всего города в ваших руках…

В едином порыве все жители Линьаня, за исключением личной охраны князя, опустились на колени. Все они молили не открывать барьер, своими голосами заглушая мольбы матери и сына, бьющихся о границу барьера.

Чу Сюнь словно балансировал на острие, пока десять тысяч кинжалов пронзали его плоть, иссушали кровь, потрошили внутренности и дробили кости в белый песок.

Перед ним стояли его жена и сын, за ним были сотни людских жизней.

Он уже был больше мертв, чем жив. Когда агония достигла апогея, разум Чу Сюня был поглощен бушующим пламенем, и душа его превратилась в пепел.

Голоса призраков становились все резче и громче:

— Мирские желания мертвы, семь чувств[67.2] уничтожены… Мирские желания мертвы, шесть страстей[67.3] уничтожены…

Алые магические печати поднимались по белой шее призрака Линь Вань, превращая лицо в испещренную алыми заклятиями маску. А потом печати появились и на белках ее глаз.

Женщина пыталась что-то сказать, но из горла вырвался всхлип. Глазами полными отчаяния и ужаса она смотрела на мужа. Собрав все силы, женщина прохрипела:

— Если... ты... не… откроешь… возненавижу… не заберешь Лань-эра…. я… тебя… возненавижу!

Ее слабое тело полностью заклейменное проклятиями задрожало, словно от невыносимой боли. Она зажмурила глаза, в которых уже явственно проступили красные печати.

— Ненавижу тебя!!! — резкий надрывный крик превратился в звериный вой.

Княгиня Чу открыла свои красивые, когда-то полные нежности и любви глаза. В каждом теперь было по четыре зрачка, которые занимали все пространство глаза, не оставив даже проблеска естественной белизны. Кровавая слезинка скатилась из уголка глаз.

— Вань-эр!

Чу Сюнь на мгновение забыл, что не может пересечь границу барьера, не сняв его. Он только хотел обнять свою жену. Князь поднял руку, чтобы снять барьер и перейти на ту сторону, но звук спущенной тетивы нарушил тишину, и стрела безжалостно пронзила его плечо, блокируя движение.

Это был один из молодых стражников, которые следовали за сыном наместника Чу все это время. Снова натянув тетиву лука, в праведном негодовании он обратился к Чу Сюню:

— Молодой князь, придите в себя! Вы всегда учили нас, что жизнь любого живого существа бесценна. Неужели это лишь пустые слова? Когда дело коснулось вашей семьи, вы готовы заплатить сотнями жизней за жизнь одного человека?

Старуха, стоявшая рядом с молодым стражником, дребезжащим голосом отчитала его:

— Опусти свой лук! Как ты можешь пытаться навредить моему молодому господину? Это его решение и его ответственность. Он уже сделал все возможное, чтобы исполнить свой долг и спасти нас... Какие же вы все неблагодарные!

Их спор прервал вопль ужаса. Княгиня Чу совсем обезумела. Еще недавно она с любовью обнимала свое дитя, но сейчас эта женщина ничем не отличалась от дикого зверя. Она выла, подняв испещренное заклятиями лицо к небесам, изо рта текла слюна, зубы удлинились, превратившись в клыки. Чу Лань в объятьях матери беззвучно рыдал, задыхаясь от ужаса. Когда рука свирепого демона стиснула горло малыша, ребенок хрипло крикнул:

— Мама…

Когти одержимой госпожи Чу пронзили его горло, оборвав его крик...

В этот миг все звуки исчезли. Мертвая тишина опустилась на Линьань.

Брызги крови, как алые цветы хайтан, окропили землю.

Это было похоже на тот день, когда Лань Вань держала на руках своего новорожденного сына и смотрела в окно на яблоню в полном цвету. Вся усадьба была наполнена упоительным ароматом и нежным ярко-красным свечением от падающих на землю лепестков.

Мать ласково укачивала свое дитя и нежно напевала колыбельную песню:

— Красный хайтан, белый хайтан, утренний ветер подхватит мелодию. Маленький мальчик отправился в дальние края, папа и мама будут скучать.

Красный хайтан... белый хайтан…

Нежная рука, которая когда-то гладила дитя, сейчас рвала его плоть, отрывая голову и руки.

Утренний ветер подхватит мелодию.

Лил дождь. Текла кровь. Мать ела внутренности своего ребенка.

Маленький мальчик отправился в дальние края.

Городской храм божественного покровителя величественен и наполнен молитвами предков за благополучие потомков.

В тот год, когда родился Чу Лань, молодая мать пришла поклониться божеству в храме. Опустившись перед алтарем, она сложив теплые тонкие ладони, молилась под пение птиц и звук колокольчиков. Вдыхая аромат сожженных благовоний, женщина просила для своего ребенка долгой и счастливой жизни в мире… долгой жизни... в мире…

Папа и мама будут скучать.