Харассмент

Отдельным поводом для размышлений был телефон Ильи. Инга запоздало начала думать, что все сделала не так. Конечно же, полиция рано или поздно определит, где он в последний раз был включен. Отследит его путь до сортировочного центра. Потом до почтового отделения. Потом посмотрит камеры и увидит ее. Инга сама выдала себя с потрохами!

Она перетасовывала в голове всевозможные ужасные сценарии, но чувствовала себя настолько уставшей, что даже не могла по-настоящему испугаться. Она боялась не чего-то конкретного, а как-то фоново, и от этого как будто не боялась вовсе. Если ее поймают – значит, поймают. Если из-за телефона – значит, из-за телефона. У нее не оставалось сил. Убийство как будто размазалось по времени, оно все происходило и происходило. Можно было подумать, что это никогда не кончится. Да это и не кончится ведь. Даже если бы Инга идеально расправилась с уликами, от самой главной, памяти, не будет спасения. Никакими клещами нельзя ее выдрать, теперь Инга была в этом убеждена. Ей всю жизнь придется вздрагивать от страха, что ее тайну раскроют.

На работе между тем ничего особенного больше не происходило. Хорек-полицейский исправно приходил в офис и по очереди опрашивал сотрудников, но уже к пятнице это перестало вызывать интерес у всех, кроме Инги. Она же жадно ловила каждый слух, каждую сплетню, которые, впрочем, и так в избытке поставляла их отделу Мирошина. Судя по ее рассказам, хорек спрашивал у всех одно и то же: когда Илью видели последний раз, делился ли он какими-то планами, замечали ли коллеги у него депрессию («Неужели они в самом деле думают – самоубийство?!» – ахнула, услышав об этом, Алевтина), есть ли у него близкие друзья, девушка, родственники, с кем он общался на работе. Интересуется ли он прицельно Ингой, Мирошина не говорила, а Инга, конечно, не спрашивала сама.

Поначалу она то и дело проверяла новостные порталы. Вдруг появится сообщение, что в заброшенном военном городке неподалеку от Москвы найдено неопознанное тело? Однако постепенно Инга перестала это делать. Приступ паники, с которым она открывала очередной сайт, был таким болезненным, что она просто не могла больше терпеть. К тому же, если бы такая новость появилась, она бы моментально облетела офис.

В пятницу прошел слух, что якобы телефон Ильи последний раз засекли в понедельник где-то в Рязанской области. Услышав об этом, Инга в первую секунду остолбенела и украдкой полезла в гугл-карты проверять, где находится Тамбов. Оказалось, что дорога туда и в самом деле проходила через Рязанскую область. Значит, телефон сел в пути. Теперь оставалось только ждать, когда его путь отследят до почты и придут за ней.

Когда она раньше представляла себе душевные терзания, через которые проходит преступник, то никак не думала, что они будут такими муторными. Инга рассуждала об этом, глядя в окно по пути на дачу. На полке над ее головой лежала спортивная сумка, в которую она положила рюкзак и куртку. Инга считала, что это должны быть непрекращающиеся острые мучения, но в реальности это скорее походило на ноющую тупую тревожность. Сам поступок по-прежнему ее не тяготил. Инга иногда, набравшись смелости, заглядывала внутрь себя, но так и не могла различить там ни раскаяния, ни сожаления из-за смерти Ильи. Его самого она по-прежнему представляла себе только лежащим лицом в потолок на полу заброшенной комнаты. Инга смутно чувствовала, что за этой картинкой стоял какой-то древний первобытный ужас, но ей удавалось неуловимым образом обходить его стороной. Просто лицо в полумраке, просто серая пыль на полу вокруг. Когда кто-то на работе упоминал Илью, то Инга тоже представляла не его живого, не какой-то определенный момент, а разрозненные части целого – закатанные рукава рубашки, короткие пальцы, сжимающие стакан, торчащие в намеренном беспорядке волосы. Все это по отдельности, опять же, нисколько ее не трогало.

Беспокоили ее только последствия. Постоянно переживать из-за них – вот что изматывало. Даже сейчас, снова оказавшись на вокзале, Инга обнаружила, что идет с опущенной головой, боясь попасть на камеры. Однако, хотя эти постоянные опасения отравляли ей жизнь, спустя неделю она готова была признать, что легко отделалась. По крайней мере, отделывается пока. Мук совести Инга не испытывала. На место преступления, как, говорят, это обычно бывает, ее не тянуло. Только тревога. Не самая большая плата за убийство.

Мать ждала ее в машине на площадке перед станцией. Инга швырнула сумку на заднее сидение и села вперед. Руки матери покоились на руле, но, когда Инга села, оторвались и сделали какое-то крохотное движение в ее сторону – на одну томительную секунду Инге показалось, что мать хочет ее обнять, но она тут же вернула их на руль.

– Как добралась? – только спросила она.

Инга пожала плечами.