Вездеход двинулся к арке, не убирая палец с курка. Так, на всякий случай. Ночь выдалась на удивление спокойной и не стоило будить лихо пальбой. Он был в десяти метрах от цели, когда правая нога вдруг провалилась в асфальт. Носов выдернул ее и отпрыгнул в сторону. Асфальт, хоть и растрескавшийся, не должен быть таким мягким!
Успокоившись, Носов присел на корточки и принялся рассматривать подозрительное место. Оказалось, что мягкой была полоса шириной в двадцать сантиметров. Причем полоса эта фосфоресцировала фиолетовым светом. Едва заметно, но все же…
Новое открытие было куда интереснее первого. Точно такая же параллельная полоса размягченного асфальта находилась в полуметре от первой.
Вездеход все-таки включил фонарик. Круг света медленно пополз по странным полосам и замер у арки. Вот тебе и темнота – друг сталкера! Во мраке под аркой что-то было. Параллельные полосы могла оставить машина, которая до этого проехалась по луже какой-то химической мерзости, или…
Носов поднял ствол «калаша», направляя луч фонарика прямо под арку, и непроизвольно попятился. Фары? Нет. Два огромных студенистых фиолетовых глаза. Почему они перемещаются? Очень скоро стала понятна причина странного явления. Глаза крепились к гигантской, покрытой коричневыми шевелящимися обрубками туше двумя черными стеблями, растущих с обеих сторон головы!
Из-под арки на карлика смотрело существо, выглядевшее чем-то средним между гусеницей и улиткой… размером со средний грузовик!
Николай решил отступить. Кто знает, может, это чудище плюется ядом, способным размягчить асфальт. Придется убираться восвояси. Что дальше? «Менделеевская»? Да ну ее! Полузатопленная, унылая станция, обитатели которой настолько пристрастились сосать глисту, что уже не отличат птеродактиля от крысы. Лучше уж сразу на «Савеловскую». В любом случае надо искать укрытие на день, который будет потерян. И все из-за фашистов!
Вездеход выругался и посмотрел на существо под аркой. Слизень медленно и неповоротливо покидал свое укрытие, ползя к человеку и оставляя за собой две фиолетовых, пузырящихся полосы.
Карлик продолжал наблюдать за чудищем. Пока скорость его передвижения не вызывала больших опасений. Можно было просто отойти в сторону, дать слизню уползти и войти под арку. Вездеход выключил фонарик, забросил «калаш» за плечо. Не стоит раздражать ночное животное светом. Разойдемся с миром.
Пацифистским намерениям карлика не суждено было воплотиться в жизнь.
Едва слизень успел выползти из арки, как сверху на него рухнула черная громада. Захлопали перепончатые крылья и ночную тишину разорвал клекот атакующего птеродактиля.
Крылатый монстр не стал церемониться с чудищем, серповидные когти вонзились в скопление коричневых отростков. Все еще сидя на спине слизня, подбросил кусок его плоти в воздух и, словно фокусник, разинув клюв, проглотил угощение.
Из раны вытек ручей фиолетовый жижи. На асфальте с шипением расплылось пятно. Химическая реакция стремительно набирала силу, лужа начала пузыриться.
– Хлоп, хлоп, хлоп!
Под шум лопавшихся пузырей птерозавр повторил свой фокус, выдрав еще один кусок плоти слизня, и взмыл вверх.
Вездеход остался стоять на месте. Если не удосужился спрятаться сразу, лучше не рыпаться вообще – крылатого ящера привлекает движение.
Птерозавр вскоре появился. Зачем-то стал описывать круги, спускаясь все ниже.
Николай не раз наблюдал за птеродактилями и знал точно – это не атака. Короли ночного московского неба нападают по-другому. С этим что-то не так. Словно подтверждая мысли Вездехода, пернатый ящер шлепнулся на асфальт. Замахал крыльями, заклекотал. Жалобно. Движения его становились все медленнее, крылья опустились. Птеродактиль раскрыл клюв, но не издал ни звука. Его красная, покрытая уродливыми складками шея вздулась и лопнула, плюнув фиолетовой жижей. Крылатый ящер уронил увенчанную костяным гребнем голову на асфальт.
– Да ты никак отравилась, птичка, – констатировал Носов. – Нельзя пихать в рот все, что не попадя, прям как на «Менделеевской».
Слизень сдвинулся с места. Фосфоресцирующая его кровь успела свернуться. Громадная гусеница-улитка поползла к ящеру и, не сбавляя скорости, накрыла мертвого птеродактиля всей своей тушей. Отростки, двигавшиеся прежде хаотично, стали шевелиться в едином ритме, из-под этой груды вытекла лужа фиолетовой жидкости. Послышался звук, очень похожий на тот, что издает насос, втягивающий воду. Носов как завороженный смотрел на слизня. Минут через двадцать коричневые обрубки перестали раскачиваться. Чудище сдвинулось с места и медленно поползло в сторону некогда трехэтажного здания цирка, от которого остались только окруженные грудами обломков закопченные, обвитые ползучими растениями стены первого этажа.
На том месте, где лежал птеродактиль, теперь была фиолетовая лужа и часть скелета. Кости того, кто собирался поужинать слизнем, растворялись в желудочном соке гигантской улитки.
Сам слизень, между тем, скрылся в развалинах цирка, чтобы без помех переваривать самонадеянного птерозавра.