Характерник

Сегодня они занимались делом, к мастерству характерников напрямую не относящемуся, но, тем не менее, очень нужному. Матвей был хорошим моряком, изучавшим в свое время искусство навигации у генуэзцев, венецианцев и франков, освобожденных из турецкого плена, и сохранивший различные книги по навигации и астрономии. Хоть книги были в основном на французском, но Иван к этому времени уже освоил и его. За урожденного француза, конечно, он бы выдать себя вряд ли смог, но вот за турка, знающего французский, вполне. И теперь старательно изучал искусство водить корабли, удивляясь, как люди смогли додуматься до такого. Плохо было лишь то, что за все эти годы им так и не удалось выйти в море — турки стерегли выход из Дона. А брать с собой малолетнего хлопца в поход, прорываясь с боем мимо Азова, ни один бы атаман не стал.

Неожиданно раздался стук в дверь, и в хату вошел отец Ивана. Поздоровавшись и обняв сына, поинтересовался, как идут успехи в изучении наук, и лишь потом сказал, зачем пришел.

— Матвей, нам хороший кормчий нужен. Собираемся идти на турка, а знающих людей не хватает. Тех, кто может лишь саблей махать, хоть отбавляй. А вот тех, кто сможет не только со стругом, но и с большой турецкой галерой управиться, да привести ее, куда надо, маловато. Из московских служилых людей так вообще никого нет, кто с морем знаком. Ты бы как, пошел?

— Эх, Степан, Степан… И где ты раньше был? Пошел бы, да годы уже свое берут… А Ивана возьмешь?

— Ваньку?! Да ему ведь только пятнадцать лет недавно исполнилось! Какой из него боец?! Я сына на верную смерть не пошлю.

— Так я и не говорю, что он будет саблей махать. Ты ведь о кормчем спрашивал?

— Ваньку — кормчим?!

— А что? К тому же не кормчим, а помощником кормчего. Тем, кто в навигацких науках силен, и сможет самую большую турецкую галеру от Босфора к Дону привести.

— Ванька, ты что, и взаправду сможешь?!

— Смотря что, батя. Смогу ли управлять большой галерой, нефом, или галеоном — не знаю, никогда не пробовал. Хотя дядько Матвей меня этому и учил, да только опыта у меня нет. Где тут, на Дону, галеон взять? Но вот определять место в море, когда берегов не видно, и какой именно курс держать надо, смогу. А искусство навигации что на большом корабле, что на маленьком, одинаково. И если кто знающий поможет с парусами на большом галеоне управиться, то приведу этот галеон туда, куда скажут. А еще я по-турецки и по-французски не только хорошо говорю, но и грамоту ихнюю знаю. И если какие бумаги надо будет прочесть, или написать чего на турецком, или на французском, тоже смогу. Итальянский тоже знаю, но похуже.

— Ну, Ванька… Ладно, поговорю с атаманом.

— Это не все, Степан. Твой сын — уже хорошо подготовленный лазутчик, который легко сможет выдать себя за турка. Вплоть до того, что сможет незамеченным во вражеский стан проникнуть, все, что надо, узнать, и также незамеченным уйти. Либо один, либо с небольшим отрядом казаков, который он прикроет.

— Матвей, неужто получилось?! Иван — характерник?!

— Получилось, Степан. Господь смилостивился, и помог мне, хотя я поначалу такого успеха и не ожидал. Ты, как отец, это знать должен. Но жене лишнего не говори. Сам знаешь, бабий язык — что помело. Выучился хорошо сын наукам, и слава Господу. Подробности ей знать не надо. А вот другим — вообще никому и ничего. Чем меньше про Ваню будут знать, тем лучше. Для всех он — помощник кормчего, в европейских навигацких науках сведущий, а также писарь и толмач с турецкого и французского. Остальное — только для атамана. А там уже атаман решит, кого в это дело посвятить, и кто с Ваней к туркам в гости ходить будет. Но об этом я еще сам с ним поговорю.

— Добре, Матвей. Я молчать буду, ты меня знаешь…

Когда отец ушел, Иван с удивлением посмотрел на своего наставника.

— Дядько Матвей, а почему ты ничего не сказал о том, что я в душу человеческую заглянуть могу? И все, что там скрыто, узнать? Лучше, чем любой кат?

— А об этом, Ваня, вообще никому знать не следует. Иначе, очень многие паны и цари захотят тебя либо своим цепным псом сделать, либо извести по-тихому. Слишком опасен ты будешь для них. Запомни, как Отче Наш — об этом никому! Про то только мне, да Господу ведомо. Используй свой дар, но так, чтобы никто ничего понять не мог. Ежели с умом к делу подойти, то это не так уж и трудно. И казакам польза будет, и ты себя для дела казацкого сбережешь.

— И батьке ничего не говорить?

— Батьке — в первую очередь.

— Но почему?!