Хаоспатрон

— Мы самое свежее выбрали, с прошлого раза, наверное, — поддержал Прохоров. — А есть вообще ржавое, может, еще с войны. Я хотел ППШ прихватить, да он пустой был.

— Откуда тут ППШ? — удивился Гаврилов.

— Наши вьетнамцев вооружали, — пояснил Купер, отбрасывая рюкзак, в котором не нашел ничего полезного. — Со стратегических складов снимали и сюда отправляли. Ну, то есть не сюда, рядом, во Вьетнам, но какая разница?

— Товарищи матросы, — сказал вдруг Прохоров, — смирно! Равнение на…

Сержант вынул из рюкзака большую консервную банку.

— Что там?! — первым встрепенулся Гаврилов. — Ух ты, какая большая! Килограмм, наверное? Тушенка?

— Как говорил Серега Жигунов, «вскрытие покажет». — Прохоров бросил банку Гаврилову. — Работай!

— Есть еще что? — в мешок Прохорова заглянул Купер.

— Всякий мусор, — сержант склонился над рюкзаком. — Темно.

Он вытряхнул содержимое на землю, раздавил выпавшего вместе с хламом скорпиона и разочарованно вздохнул. Ничего полезного в рюкзаке больше не было.

— Да, темнеет, — Лунев поднял взгляд к небу. — Как-то быстро.

— В горах всегда быстро темнеет, — заметил Купер.

— Тут горы-то… — Прохоров усмехнулся, — одно название. Вот я с батей на Кавказ ездил. Вот там зашибись горы. Гаврюха, открыл?

— Пахнет вкусно, — Гаврилов откинул крышку и расплылся в довольной улыбке. — Только не тушенка это, колбаса, вроде докторской.

— Главное, что целый килограмм, — Прохоров погрозил матросу пальцем. — По-честному резать!

Бондаренко тем временем открыл санитарную сумку и достал оттуда пластиковую флягу.

— Я думал, у тебя там таблетки, — вздохнул Гаврилов. — Мне бы обезболивающего.

— Набрал по дороге, — Купер сочувственно взглянул на матроса и покачал головой. — Там ручей… фиг знает, откуда течет. Родник, наверное.

— Или из подземного озера сток, — хмыкнул Прохоров.

— Чистая и ладно, — Федор первым приложился к фляге.

— Тихо! — вдруг приказала Люся, прицеливаясь в кого-то слева.

Матросы развернулись и тоже вскинули оружие. По краю леса, осторожно ступая, шли бойцы в такой же, как у морпехов, униформе. То есть это были снова американцы. Поскольку от позиции морпехов до края леса было довольно далеко, Люся, а затем и бойцы расслабились, опустили автоматы и просто проводили янки взглядами.

— Не захотели кхмеры себя обнаруживать, — констатировал Лунев. — Пропустили американцев. Удивили, честно говоря.

— Никто не будет стрелять, — уверенно сказала Люся. — Все ждать. Скоро темнота. Скоро покажется объект.

Обещанная Люсей темнота опустилась на склоны и долину в считаные минуты. Разведчики только-только расправились с консервированной колбасой, как какой-то экономный старшина вырубил в столовой свет. А если без казарменных сравнений: едва за верхушками покрывающих горы деревьев скрылось солнце, резко наступили сумерки, а когда с неба исчезли последние золотисто-красные отблески, землю тут же укрыла темнота. И почти сразу, словно в знак протеста, по долине разлилось сияние, похожее на то, что морпехи наблюдали, плавая в подземном водоеме, то есть похожее на свечение «бриллиантовых реакторов».

Определить источник свечения было невозможно, казалось, что светится сам воздух. Так же с трудом определялись границы сияния. Поначалу воздух вспыхнул только на дне долины, над участком в несколько сотен квадратных метров, и поднялось свечение до высоты в рост человека. Но очень скоро сияние расползлось по всему пространству между склонами и поползло вверх. Причем над склоном другой горы оно поднималось быстрее, чем над склоном, на котором затаились морпехи и прочие гости внутреннего круга обороны невидимого пока Объекта. Более того, когда сияние добралось до примеченной Люсей и Луневым пальмы, оно остановилось и в дальнейшем ползло вверх только по склону горы с другой стороны долины.

Не прошло и четверти часа, как свечение перевалило через верхушку горы — а по прикидкам Лунева, гора была высотой не меньше километра — прекратило подниматься вверх и принялось разгораться все сильнее.

И вот, когда темная ночь превратилась в подобие сумеречного дня, началось самое интересное — то, чего не ожидал увидеть ни Андрей, ни кто-то из его товарищей. Кроме Люси, конечно. Хотя и у нее во взгляде хватало восторженного изумления. Зрелище было настолько грандиозным, что к нему вряд ли можно было привыкнуть, сколько раз за ним ни наблюдай.