В окнах вспыхивают красные и синие огни, а затем раздаются сирены, вызывающие паническое бегство. Брайс хватает меня за руку и тащит прочь от Шона, а Шон уплывает все дальше и дальше в хаосе, глядя мне вслед таким взглядом, что у меня разрывается сердце. Как будто то, что мы сделали, было ошибкой, а я всего лишь сожаление.
Он уезжает. Он не звонит.
Он забывает, а я — нет.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Это было сто лет назад, Кэл! — кричу я в закрытую дверь своей спальни, втискиваясь в обтягивающие джинсы. Прыгаю назад, пока почти не спотыкаюсь об армейские ботинки, лежащие посреди моей детской комнаты.
— Так зачем же ты идешь на это прослушивание?
Я едва успеваю сделать быстрый поворот, чтобы приземлиться на свою кровать вместо задницы. Нахмурившись, смотрю в потолок, когда заканчиваю натягивать штаны.
— Потому что!
Недовольный, Кэл рычит на меня с другой стороны моей закрытой двери.
— Это потому, что он тебе все еще нравится?
— Я его даже не знаю! — кричу я белому вентилятору на потолке, вытягивая ноги и борясь с тугой джинсовой тканью, затем иду к своей закрытой двери. Хватаюсь за ручку и распахиваю ее. — И он, наверное, даже не помнит меня!
Кэл хмурится, а затем округляет глаза, когда рассматривает мой наряд — узкие, черные, изодранные в клочья джинсы в паре со свободной черной майкой, которая не очень хорошо скрывает кружевной лифчик под ней. Черная ткань подходит к моим браслетам и тем частям волос, которые не выкрашены в синий цвет. Я отворачиваюсь от Кэла, чтобы взять ботинки.
— Что это на тебе надето?
Хватаю ботинки и демонстративно кручусь, прежде чем плюхнуться на край кровати.
— Я выгляжу сексуально?
Лицо Кэла искажается, как в тот раз, когда я убедила его, что кислая мармеладка — это просто обычная конфета.
— Ты же моя сестра.
— Но все равно секси, — парирую я с уверенной ухмылкой, и Кэл тяжело вздыхает, когда я заканчиваю завязывать ботинки.
— Тебе повезло, что Мэйсона нет. Он никогда не позволил бы тебе выйти из дома в таком виде.
Долбаный Мэйсон. Я закатываю глаза.
Я вернулась домой всего несколько месяцев назад — в декабре, когда решила, что получение степени бакалавра по теории музыки не стоит дополнительного года, кроме как общих требований к образованию, — но я уже готова снова сделать прыжок камикадзе из гнезда. Наличие гиперактивного соседа по комнате было ничто по сравнению с моими чрезмерно заботливыми родителями и еще более чрезмерно опекающими старшими братьями. Добавьте к этому Кэла, который всегда знает, о чем я думаю, даже когда предпочитаю держать это при себе, и я почти уверена, что мне срочно нужно выяснить, что, черт возьми, мне делать со своей жизнью или принять тот факт, что в конечном итоге угожу в психушку.
— Ну, Мэйсона сейчас нет дома. И мамы с папой тоже. Так ты скажешь мне, как я выгляжу, или нет? — Я встаю и упираюсь руками в бедра, жалея, что мы с братом больше не стоим лицом к лицу. Скачок роста в старшей школе сделал его на несколько дюймов выше меня, и теперь он почти такой же высокий, как остальные наши братья, даже если он намного худее. При росте пять футов восемь дюймов2 мне приходится задирать подбородок, чтобы посмотреть на него.
С совершенно несчастным видом Кэл говорит:
— Ты выглядишь потрясающе.
На моем лице появляется улыбка за мгновение до того, как я хватаю свой гитарный футляр, прислоненный к стене. Когда иду через дом, Кэл следует за мной по пятам.
— Какой смысл прихорашиваться для него? — спрашивает брат, и наши шаги эхом отдаются в коридоре.
— А кто сказал, что это для него?
— Ки-и-ит, — скулит Кэл, и я останавливаюсь. На верхней площадке лестницы поворачиваюсь и смотрю ему в лицо.
— Кэл, ты же знаешь, что именно этим я хочу заниматься в жизни. Еще со средней школы мечтала попасть в знаменитую группу. Шон — потрясающий гитарист. И Джоэль тоже. А Адам — потрясающий певец, а Майк — потрясающий барабанщик… Это мой шанс стать потрясающей. Неужели ты не можешь просто поддержать меня?
Мой близнец кладет руки мне на плечи, и я задаюсь вопросом, то ли это для того, чтобы успокоить меня, то ли потому, что он собирается столкнуть меня с лестницы.
— Ты же знаешь, что я тебя поддерживаю, — говорит он. — Просто… — Он жует губу, из-за чего та становится темно-красной, прежде чем отпустить. — Тебе обязательно быть потрясающей с ним? Он же просто засранец.
Я могу понять, почему Кэл беспокоится. Он знал, как сильно мне нравился Шон до той вечеринки, и в тот вечер выжал из меня все до последней детали. Он в курсе, что я отдала Шону свою девственность, поэтому понимал, почему я плакала перед сном в течение следующих нескольких недель, когда Шон не звонил.
— Может быть, теперь он другой человек, — рассуждаю я, но темные глаза Кэла по-прежнему полны скептицизма.
— А может, и нет.
— Даже если это не так, я теперь совсем другой человек. Уже не тот ботаник, каким была в старших классах.
Начинаю спускаться по лестнице, и Кэл следует за мной по пятам, тявкая на меня, как собачонка.
— На тебе те же самые ботинки.
— Ботинки убойные, — говорю я. Это же так очевидно, но, вероятно, должно быть сказано.