Хаос (ЛП)

Когда Шон пристально смотрит на меня и все еще не может понять, кто я, я поворачиваюсь к Майку и отвечаю:

— Иногда.

Пока ребята продолжают задавать мне вопросы — была ли я раньше в группе, были ли мы хороши, почему мы расстались — и я продолжаю давать им ответы — в колледже, мы могли бы быть лучше, потому что ребята захотели работать по нормированному графику, — я задаюсь вопросом, что произойдет, если Шон вспомнит меня. Буду ли я счастлива? Он просто посмеется над этим? Извинится ли за то, что разбил мое подростковое сердце?

Любых извинений сейчас было бы недостаточно, да и уже слишком поздно. Они были бы бессмысленными и взбесили меня. Тогда мне пришлось бы использовать свои ботинки, чтобы сделать именно то, что сказал мне Кэл.

— И ты уверена, что именно этим хочешь заниматься в жизни? — спрашивает меня Майк, и я киваю.

— Больше всего на свете.

Удовлетворенный, Майк поворачивается к Шону.

— Есть что добавить? Или послушаем, как она играет?

Шон, который не произнес больше ни слова с тех пор, как спросил меня, в каком году я выпустилась, потирает затылок и кивает.

— Конечно. Пусть сыграет.

Кивнув, я ухожу и хватаю свою гитару, двигаю ее на сцену, прежде чем подняться за ней. Я выгоняю Шона из своих мыслей и настраиваюсь в рекордно короткие сроки, пристегиваю Фендер к шее и подхожу к микрофону. Пока я подгоняю его под свой рост, все ребята сидят за столами, смеются и болтают. Все они, кроме Шона, которому слишком надоело мое прослушивание, чтобы смеяться вместе со всеми.

— Что вы хотите, чтобы я сыграла? — интересуюсь я, не обращая внимания на то, как он смотрит на стол перед собой, как будто тот гораздо интереснее, чем все, что я могу сделать на сцене.

— Свою любимую песню! — кричит Адам, и бабочки в моем животе исчезают, когда я концентрируюсь на музыке в своей голове. Я на мгновение задумываюсь о своих возможностях, а потом тихонько хихикаю и отступаю назад. Как только расставляю пальцы и дергаю E-струну, все шесть судей American Idol начинают стонать, и я не могу удержаться от смеха.

— Шучу! — говорю я в микрофон, зная, что они, должно быть, уже сотню раз слышали Seven Nation Army группы The White Stripes в исполнении гитаристов-любителей.

Когда снова отхожу от микрофона, улыбаюсь своей гитаре, думая о ней еще один короткий момент, прежде чем начать играть «Vices» Brand New. Мои пальцы скользят по струнам, резкость аккордов ударяет по самому фундаменту здания, в котором мы находимся, и напоминает мне, как сильно я скучала по сцене. Со своей старой группой я играла на небольших площадках для небольших толп, но сцена есть сцена, а шоу есть шоу. Выступление сейчас у меня в крови, как резус-фактор. Я не смогла бы забыть, каково это, даже если бы попыталась.

Когда Адам поднимает руку, я неохотно прекращаю играть.

— Ты сама пишешь песни? — спрашивает он, пока мое сердце не унеслось слишком далеко.

Когда я киваю, он просит меня сыграть что-нибудь, и я играю одну из новых безымянных песен, над которыми работаю, просто потому что мои пальцы помнят каждый ее аккорд.

И опять же, я не успеваю далеко зайти, как он останавливает меня.

Я жду, что он скажет мне, что я отстой и прикажет мне уйти, но затем парни обмениваются несколькими словами и все встают в унисон, со скрежетом отодвигая стулья назад. Когда Шон, Адам, Джоэль и Майк идут к сцене, мое сердце сильно бьется, поднимаясь дюйм за дюймом к горлу. Я стараюсь казаться спокойной, пока Майк садится за барабаны, пока Джоэль и Шон берут свои гитары и подключают их, а Адам занимает свое место у микрофона.

Адам называет одну из их песен и спрашивает, знаю ли я ее, и я ошеломленно киваю. Мой подбородок все еще двигается, когда Адам поднимает большой палец вверх, а барабанные палочки Майка постукивают друг о друга. Три удара, а потом меня затягивает в водоворот музыки с чертовыми The Last Ones to Know.

Мы играем отрывки из нескольких песен, и я чувствую себя очень, очень хорошо на этом прослушивании, когда Адам широко улыбается мне и говорит:

— Хорошо. Я думаю, это хорошо. Мы уже достаточно наслушались?

Он смотрит на Майка и Джоэля, которые одинаково широко улыбаются и кивают, а затем на Шона, который тоже кивает, но в его глазах нет никакого света. И никакой улыбки — ни маленькой, ни вымученной, просто ничего. Он даже не пытается изобразить ее.

— Да, — говорит Шон, поворачивая невозмутимое лицо ко мне. — Спасибо, что пришла. Мы тебе обязательно позвоним.

Я тупо смотрю на него, не давая себе разрешения говорить, думать или чувствовать, не сейчас, когда он стоит передо мной и смотрит на меня, как на пустое место. Вежливо благодарю ребят, а потом собираю свои вещи.

Я ухожу, понимая, что больше ничего от них не услышу.

Потому что знаю, что значит обещание Шона Скарлетта позвонить.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Найти ФРОЙО, — приказываю я своему телефону по пути с парковки Mayhem.

Я не стану плакать. Ни за что. Не пророню ни одной чертовой слезинки. Однако утоплю горе в самом большом ведре замороженного йогурта, какое только найду.