Ханский ярлык

Добирались до Ногайской Орды больше месяца. Дважды отбивали наскоки каких-то разбойников, около двадцати иссекли их, но потеряли и двух своих гридей.

Хан Ногай встретил Михаила ласково, поблагодарил за своевременный привоз дани и вдруг, с первой же встречи, стал звать его «сынком». Что не очень-то понравилось Михаилу, хотя виду он не подавал.

— Проси, сынок, что ты хотел бы получить от меня?

— Я бы очень хотел, великий хан, чтоб Золотая Орда не насылала на нас салтанов с войском. Иначе после их налета у нас не с кого будет собирать дань тебе.

— Ты прав, сынок, прав. Я пошлю к Тохте гонца и не велю насылать на тебя войско. Проси еще, Михаил, что ты хотел бы получить от меня лично тебе в подарок? Что?

— Только ярлык, великий хан.

— Ну, ярлык на княжество — это само собой, это не подарок — это закрепление законного права. А вот подарок...

— Спасибо, великий хан, то, что ты остановишь Тохту,— это и есть для меня подарок.

— Нет, нет, сынок,— засмеялся Ногай,— Подарок тебе будет другой.

Ногай хлопнул в ладони, приказал:

— Приведите мне Аксая.

Вскоре в шатер втолкнули черномазого мальчишку. Он упал на колени, а потом распростерся ниц перед ханом.

— Вот, Михаил, его отец и брат погибли в моем походе на Польшу, мать умерла. Я не хочу, чтобы сынишка моих воинов стал нищим, или разбойником, или чьим-то рабом. Возьми его к себе. Аксай, встань,— приказал хан мальчишке,— Вот тебе вместо отца русский князь, мой друг. Если на него кинется волк, ты перегрызешь горло волку, если нападет тур, то ты первым должен оказаться на рогах его, а не твой названый отец. Ты понял?

— Да,— кивнул мальчишка.

— Если он прикажет тебе прыгнуть в огонь, ты прыгнешь не раздумывая.

-Да.

— Ну вот,— обратился хан к Михаилу.— Я мог бы подарить саблю, сынок, но все это у тебя есть. Я дарю тебе то, чего у тебя нет,— татарчонка, который будет тебе преданнее сабли и даже собаки.

— Спасибо, великий хан,— поклонился Михаил, не подавая виду, что обескуражен таким «подарком».

Но Сысою «подарок» понравился, и он тут же приказал мальчишке насобирать дров и разложить костер.

— Ну что? Как? Хорошо принял? — спрашивал он у Михаила.

— Куда уж лучше, ь отцы набился: сынок да сынок.

— Ну и хорошо.

— Но я все-таки князь.

— А что с Тохтой он решил?

— Пошлет к нему гонца с приказом не слать войско на Русь.

— Вот и прекрасно, Михаил Ярославич. Чего ж нам еще надо?

— Я боюсь, опоздает гонец-то. Слишком долго мы ехали сюда.

— Да, далековато Ногай забрался, далековато. А домой когда потечем?

— Я думаю, не раньше, чем гонец от Тохты воротится.

-Ну что ж, поживем поганским обычаем, от хана вон баранов пригнали. Я велел двух заколоть. Сварим сурпу, похлебаем. Верно, поганска душа? — хлопнул Сысой по спине подвернувшегося татарчонка.

— Верна-а,— согласился тот, глядя на князя, будто от него слова ожидая. И Михаил догадался, спросил:

— Почему тебя Аксаем назвали?

— Я родился у белой воды, там у гор шибко быстро вода бежит, о камни бьется, белой становится. И меня назвали Аксу — это значит «белая вода», а потом Аксаем, так и пошло.

— Ну, ты доволен, что у меня оказался?

— О да, да, ата, я очень доволен,— разулыбался татарчонок.

И у Михаила не хватило духу оговорить мальчишку: что он ему не «ата», то есть по-татарски «отец», а князь.

«А, ладно. Меня Ногай «усыновил», я этого мальчишку, пусть зовет как хочет».

— Ну что ж, Аксай, вари мясо. Умеешь?

— Я все умею, ата, я все могу,— засуетился татарчонок.— Ты отдыхай, ата, я все сделаю.

И действительно, он натаскал в котел воды, разжег под ним огонь и в кипящую воду побросал мясо. Потом сбегал куда-то и притащил бурдюк¹ с кумысом.

— Ата хочет пить. Надо пить кобылье молоко, ата будет здоров от него.

— Кажется, мальчишка хлеб даром есть не будет,— заметил Сысой.

— Ты б умыл его, Сыс, а то от такого повара кусок в горло не полезет.

Татарчонок долго не мог взять в толк, зачем этот «Сыс» заставил его плескать в лицо водой холодной и смывать грязь.

— Какой грязь? Какой грязь? Это мой кожа.

— Твой кожа ты увидишь, когда мы на Русь воротимся и я тебя в бане отскребу. А сейчас сдирай грязь, ата велел.

«Ату» он ослушаться не мог и отчаянно тер руки и лицо водой с песком, то и дело спрашивая Сысоя:

— Так хорошо?

— Плохо. Три еще, поганска душа.

И лишь когда едва не до крови натер он лицо, Сысой сказал:

— Довольно.

Приведя его к своей кибитке, сказал князю:

— Черного кобеля не отмоешь добела.

— Но все ж таки почище стал, даже вроде щеки порозовели.

Аксай выбрал куски мяса из котла, сложил на большую деревянную плошку, принес в кибитку, поставил на кошму перед князем.

'Бурдюк — емкость из козьей шкуры для жидкостей.

— Кушай, ата, шибко сладкий мясо.

Сам сел в стороне, свернув под себя ноги калачиком.

— А ты чего не садишься? — спросил Михаил.

— Кусай, ата, кусай. Чего не кусай, мне бросай, я кусай.

— Ты не пес, Аксай, садись ближе.

— Спасибо, ата.— Татарчонок подполз ближе, но все равно остался за спиной князя. Едва проглотив первый кусок, Сысой вскричал:

— Ах ты, поганска душа! Почему не посолил?

— Туз ёк,— вытаращил испуганно глаза Аксай.

— Надо было у меня попросить, балда!