Ханский ярлык

— Мы надеялись, он пойдет на Торжок, и там укреплялись. А тут, в чистом поле, и обогреться негде.

— Ничего. Возьмем Тверь, обогреемся.

В шатер к Юрию Даниловичу были собраны все командиры — тысяцкие и даже некоторые сотские — для выработки согласованных действий.

Романец притащил откуда-то трехсвечный шандал, возжег свечи, чтоб было посветлее, и установил его на шаткий походный столик.

— Ну вот,— начал князь, обведя удовлетворенным взором присутствующих.— Мы все в сборе, завтра выступаем на Тверь. Пойдем мы таким порядком...

Увы, каким порядком они пойдут на Тверь, князь сказать не успел. В этот миг в шатер влетел Иванец с выпученными глазами и заорал:

— Тверцы-ы-ы!

— Чего орешь? Какие тверцы? Где?

— Они из-за леса налетели.

— Там же татары...

Все кинулись к выходу столь густо, что сорвали в дверях полог.

Тверской полк действительно налетел со стороны татар. Налетел неожиданно, когда доваривался в котлах ужин. Кавгадый, не желавший ничьей победы, увидел полк, во много превосходивший его отряд, принял, на его взгляд, самое верное решение: приказал санчакбеям¹ бросить стяги и бежать. И сам поскакал впереди отряда, уводя его в сторону от поля предстоящей сечи. Татарские кони были резвы, тверским конникам удалось срубить у котлов лишь несколько замешкавшихся татар, за остальными лишь взвился белой пылью снежок. Однако нескольких удалось захватить в плен.

Столь стремительное бегство татар вдохновило конников великого князя, и на московско-новгородский полк они вымчались из-за леса, уверенные в собственном успехе.

Нет ничего губительнее нападения врасплох на лагерь, не то что не изготовившийся к бою, но давно уже забывший, зачем он здесь. Именно долгое стояние москвичей на одном месте и их уверенность в грядущей победе с такими союзниками, как татары и славяне, сослужило им худую службу. Они не сомневались, что тверичане ждут их за стенами крепости, а те свалились как снег на голову.

Прежде чем москвичи успели опамятоваться и взяться наконец за оружие, они потеряли едва ли не половину ратников. Князь пытался повернуть свой полк навстречу врагу, действуя более плеткой и глоткой.

— Куда-а, сволочи?! Куда? — орал он, нахлестывая людей направо-налево.— В копья! Где копья, гады?!

Но увы, копья у многих были прилажены в шатрах вместо стоек, там же на потниках лежали мечи, где воины почивали ночью.

Лишь новгородцы, только что прибывшие и не успевшие распоясаться, отчаянно сопротивлялись, хоть как-то сдерживая натиск тверичан, этим давая возможность москвичам спасаться бегством. Они горохом сыпались с крутого берега к реке и убегали по льду на другую сторону.

Очень скоро Юрий Данилович оказался во главе новгородской дружины и уже махал не плеткой — мечом, отбиваясь от наседавших на него тверичан. И вдруг сквозь крики, ске-панье мечей, ржанье обезумевших коней до него донесся чей-то крик:

— Князя живьем, живьем берите!

Санчагбей — знаменосец.

«Это ж про меня,— мелькнула мысль где-то на краю сознания.— Только этого не хватало». Юрий видел, как грузно съехал с седла посадник и упал под ноги коня, как проткнули копьем сотского, пленение его самого не казалось простой угрозой. И тут рядом с князем выскочил на своем Рыжке Романец, крикнул:

— Данилыч, уходим берегом.

И новгородская дружина, теряя бойцов, пошла на прорыв. И пробилась, истаяв едва ли не вполовину. Пробилась во главе с князем.

Михаил Ярославич не велел их преследовать:

— Пусть уходят. К чему нам лишняя кровь... И тут делов хватит.

На поле только что отзвеневшей сечи действительно «делов» было достаточно. Подобрать раненых, пленить уцелевших, собрать оружие, коней, предать земле павших.

К изумлению великого князя, среди пленных оказалась жена Юрия Даниловича и брат Борис. Зная, кто она, Михаил Ярославич приветствовал ее поклоном:

— Здравствуй, княгиня. Надеюсь, тебя не ранили?

— Нет,— отвечала сухо Агафья, оглядывая князя недобрым взглядом.

— И ты, Борис,— с укоризной встретил молодого князя Михаил,— забыл мою хлеб-соль. Нехорошо.

— И я,— вздохнул Борис Данилович и покраснел.

25. ПОСЛЕ РАТИ

Победа Твери над Москвой была полная и безоговорочная. В руках Михаила Ярославича помимо рядовых воинов оказалась княгиня московская и юный князь.

— Теперь у тебя есть за что покупать мир у Москвы,— радовался Александр Маркович.

— Пожалуй, ты прав,— согласился князь.— С княгиней вот закавыка. Она ведь сестра хана. Не озлился бы Узбек.

— А ты предложь ей жилье на выбор. Не станешь же ее в поруб прятать?

— Тычго ? Княгиню-то?

Агафье было предложено: «Где желала бы жить — во дворце или в отдельной клети?»

— В Москве, — отвечала княгиня.

— Ну, Москва от тебя не уйдет,— усмехнулся Михаил, вполне оценив горькую шутку пленницы.— А ныне, раз попала ко мне в гости, выбирай: дворец или клеть?

— Клеть,— процедила сердито Агафья,— Никого видеть не хочу.

— Ну и правильно. Там спокойней.

Для знатной пленницы освободили одну из теплых клетей и поселили там. Сторожу было наказано выпускать ее лишь до ветру, никого к ней, кроме поварих, не пускать, но и Боже сохрани обидеть чем.