Ханский ярлык

   — Чем занимаешься?

   — Плетением, князь, из лозы и бересты. А так же посуду, ложки вырезаю.

   — Видишь, что створилось с Тверью?

   — Вижу, князь. Ужасть.

   — Тебе повезло, Лука. А потому немедля освободи избу для княгини, сам пока в сарае или бане перебудь. А энто что за клеть?

   — Энта-то? Там у меня материал сохнет и хранится.

   — Тоже все в сарай, на поветь[37], куда хочешь. Эта клеть для княжича с кормильцем будет. Да поживей, поживей, Лука, княгиня уж продрогла на берегу. Ложе застели свежим сеном.

   — Я счас, счас, я мигом, — засуетился Лука.

   — Приготовишь, придёшь скажешь. — И князь повернулся и пошёл назад к реке.

Большинство погорельцев князь отправил в Отрочский монастырь, находившийся при впадении Тверцы в Волгу. Велел монашеской братии не только приютить несчастных, но и делиться пищей.

5. КОГО БОГ ЛЮБИТ

В клети-сушилке пестун с княжичем устроились совсем неплохо. Спали на ложе, высоко застланном свежим сеном и накрытом домотканым рядном. Одно плохо — в клети не было окон, лишь под самым потолком были прорублены продухи в поддерева, через которые должен был проходить воздух и сушить деревянные болваны, лежавшие на полатях под потолком. Хозяин Лука ни полати, ни болваны убирать не стал, вынес лишь то, что лежало на полу — пачки бересты, прутьев и другие заготовки. На полу и устроил ложе для княжича с кормильцем, оградив его доской, чтоб сено не растаскивалось по всей клети. Помещая туда высоких новосёлов, попросил:

   — Только уж, пожалуйста, никаких свечей. Если тут, не дай Бог, вспыхнет — и выскочить не успеете. А для свету вон дверь откройте, вам и довольно.

Пестун и княжич вполне были согласны с хозяином. В том, что может натворить огонь, хорошо убедились, насмотрелись, натрусились.

Дня через два Александр Маркович призвал к себе Луку.

   — Вот что, приятель, коль ты вырезывать из дерева мастер, вырежь-ка для княжича церу.

   — Каку церу? — не понял Лука.

   — А вот смотри... — Александр Маркович прутиком нарисовал на земле. — Это доска, ты выдавливаешь у неё середину, оставляя тонкие кромки. Дно не обязательно выравнивать.

   — Навроде корытца? — не понял Лука.

   — Навроде. Но таких «корытцев», совершенно одинаковых, ты выдалбливаешь два. Понял?

   — Понял.

   — Затем, просверлив в закраинах по две дырки, ты их соединяешь вместе ремешками, чтоб они вот так складывались.

   — Как книга чтоб?

   — Да, как книга. А потом вот это долблёное зальёшь воском, и цера готова. На воске княжич станет учиться писать.

   — Тогда и писало ж надо, — догадался Лука.

   — И писало. Знаешь, как его делать?

   — А чего не знать, заостри палочку. И всё.

   — Не всё, Лука. Настоящее писало, особенно для церы, заостряется с одной стороны, а с другой делается лопаточка. Вот так. Острой стороной княжич пишет, а лопаточкой будет стирать написанное, чтобы сызнова писать по ровному.

   — Ну, это я мигом сделаю. Вот с воском...

   — Что с воском? На посаде нет бортника[38]?

   — Есть.

   — Вот сходишь к бортнику, он и зальёт церу воском, скажешь, для кого она.

Лука и впрямь скоро управился, причём церу сделал не просто квадратную, как книгу, а с одной стороны полукруглую да ещё с внешней стороны и крест вырезал.

   — Зачем? — спросил Александр Маркович.

   — Ну как? Чтоб красивше, а крест как на Псалтири, что я в церкви зрел. А вот и писало. Да, бортник, узнав, для чего эта цера, заказал и своим балбесам.

   — Вот видишь, глядя на него, и другие начнут заказывать.

   — Так я уж и своим оболтусам решил сделать. А то рисуют, паразиты, на бересте, материал переводят. И ведь берут не какую-нибудь корявую-дырявую, а обязательно ровную.

   — Но на дырявой ведь не нарисуешь, — усмехнулся Александр Маркович.

   — Но из дырявой и туеса не сладишь. А ведь они ж, паразиты, с мово труда кормятся.

Когда Лука ушёл, пестун сказал княжичу:

   — Ну, Миша, начнём писать учиться. Буквы-то не забыл?

   — Нет.

   — Раз стола тут нет, клади церу на колени и начинай. Вот дай-ка я тебе покажу.

Пестун взял писало, склонился над княжичем и из-за его спины начертил на воске букву.

   — Это какая? Узнаешь?

   — Аз.

   — Верно. Бери писало и попробуй сам. Да шибко не жми, лишь бы видно было. Хорошо. Молодец.

   — Тьфу, — сплюнул княжич, — криво получилась ножка.

   — Не беда. Переверни писало другим концом, лопаточкой заровняй и напиши прямо. Вот так... Молодец.

   — А когда слова начнём составлять?

   — Как всю азбуку вспомним, так и за слова возьмёмся.

Нет, не давал кормилец княжичу праздным быть. Если не писали, то из лука стреляли или на конях выезжали в поле, где учил пестун воспитанника управлять конём, копьё бросать, прятаться в кустах или траве.

   — А зачем прятаться-то, Александр Маркович?

   — Ну как же, Миша? Чтоб враг тебя дольше обнаружить не смог. Вон твой дядя, Александр Ярославич, на Неве на шведов соколом пал и, хотя они превосходили его в числе, победил их. Перебил их несколько тыщ, а сам всего лишь двадцать воинов потерял. Считай, без потерь рать выиграл. Вот что значит внезапность в бою.