— Посмотри, какой мне подарок подарили, — похвастался княжич, и в руках его появился кинжал в позолоченных ножнах, изузоренных мудреной вязью рисунка.
— Прекрасный подарок, — похвалил Давыд и взглянул на расцветшего от гордости Жеребца, всем видом говорившего: «Это я! Это мой подарок».
— Его надо сегодня же опробовать, — сказал Давыд.
— А на чём?
— На лозе. Он с одного взмаха должен перерубить лозину вот в такой палец толщиной.
— Тогда идём попробуем, — стал вылезать из-за стола княжич.
— Пойдём.
— Ну как же? — пытался удержать их Жеребец. — Вы же ничего и не попробовали.
— В другой раз, — отмахнулся княжич.
Жеребец проводил их до ворот, всё ещё надеясь вернуть назад. Но, увы, княжич рвался скорей испробовать кинжал в рубке.
Когда вышли на улицу, Давыд, взяв за локоть княжича, заговорил негромко:
— Борис Данилович, я не хотел говорить при чужом человеке. Твои гриди уже на том берегу.
— Как? Почему? — удивился княжич.
— Потом объясню. Сейчас идём на берег, там ждут нас мои гриди, надо до вечера отъехать подальше. Идём, идём.
— Но как они посмели бросить меня? — возмущался княжич, следуя за Давыдом.
— Нет-нет, они тебя не бросили, — бормотал Давыд, всё более запутываясь в своих объяснениях и не зная, как из них выкарабкаться более правдоподобно. — Переправимся, спросишь с них.
Но, видно, отрока, не умудрённого жизненным опытом, вполне удовлетворил лепет Давыда.
— Хорошо. А где мы порубим лозу?
— На той стороне лозняка тьма, Борис Данилович. Там нарубишься досыта.
Он вывел княжича к берегу, усадил в свою лодью, скомандовал Зерну:
— Пошёл. Да побыстрей.
И две лодьи, переполненные людьми, устремились к правому берегу. Давыд понимал, что сейчас сразу откроется его обман, и ещё неведомо, как отнесётся к этому княжич. Чего доброго, вместо лозы рубанёт его этим кинжалом. Однако, едва выскочив на берег, Борис устремился к кустам лозняка, размахивая кинжалом.
Давыд, улучив несколько мгновений, быстро объяснил Ивану ситуацию и приказал:
— Если он спросит, где его гриди, скажи, что, как только высадились, поскакали в Москву.
— Но он же не поверит.
— Поверит. Научи ещё нескольких парней тому же: были — ускакали. Всё. Я бегу. Вон он уже высматривает меня, кажется.
— Ну где ты? — сердито спросил Борис подбегавшего Давыда. — У меня не получается. Вон смотри.
— Борис Данилович, ты рубишь прямо, а надо наискосок. Дай-ка.
Давыд взял кинжал, намахнулся.
— Смотри. Вот! Вот! Вот!
И он срубил три лозины.
— Ну-ка, — взял кинжал княжич. — Вот! Вот! Вот!
Отрок был в восторге, чисто срубив три ветки. И хотел рубить ещё, но Давыд сказал:
— Борис Данилович, надо скорей ехать. Твои-то что учудили — высадились и сразу ускакали.
— Как ускакали? — возмутился княжич. — Они что? С ума посходили?
— Так мне сказали мои гриди. Спроси их сам.
Эх, дети, как легко вас обмануть! Вы верите сказкам и обманам.
И Борис верил, что едет в Москву, даже когда въезжал в Тверь, поскольку, как объяснил ему в пути Давыд, через Тверь к Москве путь короче.
И только за обедом, когда Александр Маркович стал допытываться: куда делся Юрий Данилович, Борис наконец смекнул, в чём дело, и рассмеялся.
— Чего ты, Борис? — удивился боярин.
— Так мы ж из Москвы вместе с ним выехали. Ха-ха-ха.
— Ну и?..
— А потом он с обозом свернул в Городец, а мне велел скакать в Кострому.
— Зачем?
— Чтоб вас надуть. Ха-ха-ха. Он знал, что вы его перехватить собираетесь.
Александр Маркович обескураженно взглянул на Давыда: вот тебе и мальчик. Неизвестно ещё, кто кого за нос водил.
23. СУД ВЕЧА
Степан Остя — десятский из охраны княжича — вечером забеспокоился, что Борис Данилович задерживается в гостях. И направился к Жеребцу.
— Так он давно ушёл домой, — удивился купец.
— С кем? — насторожился Степан.
— С этим... как его... ну с вашим каким-то.
Жеребец напрягал память до боли в висках, но так ничего и не мог вспомнить. И наконец ухватился за знакомое:
— Да, с ним был наш Зерн.
— Какой ещё Зерн?
— Ну, перевозчик, он его перевёз с того берега. Да-да-да. Они, кажется, отправились рубить лозу.
— Какую лозу? Что ты мелешь?
— Да я подарил княжичу кинжал, а тот ваш ему и скажи: мол, на лозе надо опробовать. И они ушли.
— Но его доси нет дома, дурья голова! — с отчаянием прорычал Степан и кинулся назад, слабо надеясь, что княжич уже вернулся. Не найдя его, десятский напустился на своих гридей:
— Спите, сволочи, а княжича умыкнули.
— Кто?
— А я знаю? Може, збродни.
Степан кинулся к хозяину подворья.
— Давыд Давыдович, беда. Княжич пропал.
— Как пропал? Он же был у Жеребца.
— Он давно ушёл от него с кем-то... Да, кстати, кто такой Зерн?
— Это, кажется, перевозчик.
— С ним... С ним был этот гад, который... Где он живёт, покажите!
— Счас, счас, — засуетился Давыд Давыдович. — Я сам не знаю, отрок тебя проводит.
Мальчишка повёл Степана к реке и у самой воды показал покосившуюся избушку.
— Вот тут он живёт.
Ещё подходя к избушке, Степан услышал душераздирающую песню, несущуюся оттуда: