Ханский ярлык

Притащили в горницу широкое низкое ложе, которое сначала пришлось разобрать: не проходило в дверь. Лишь внеся, снова собрали, сколотили в горнице.

Затем на ложе было ровным слоем расстелено двадцать семь снопов, поверх них положен ковёр и уж на него — две пуховые перины, а на них — подушки. Перины покрыли шёлковыми простынями, а сверху накинули тёплое одеяло на дорогом меху.

Кряхтя, парни втащили четыре кадки, Михеевна велела поставить их у ложа.

   — Что ж вы не полные-то? — возмутилась старуха.

   — Так полные-то тижало, — оправдывались отроки.

   — Сейчас же натаскайте, чтоб все с верхом были — и полба, и овёс, и ячмень.

Затем во все четыре угла горницы были воткнуты четыре стрелы и на каждой вздеты «сороковки» соболей.

Над дверью — и с внутренней и с внешней стороны — были прибиты кресты, а также и над окном. На лавку поставлена корчага с мёдом и две обливные кружки.

   — Ну, кажись, всё, — оглядела удовлетворённо Михеевна покои новобрачных и уж направилась было к двери, да, оглянувшись напоследок, спохватилась: — Ахти мне батюшки, заметило голову-те. Сенька, беги в поварню, притащи четыре калача.

Отрок принёс калачи. Михеевна, вздев на левую руку, сама пошла и на каждую стрелу, воткнутую в угол, осторожно накинула по калачу, поправила «сорочки», отряхнула ладони. Перекрестилась.

   — Вот теперь всё.

Отправилась к княгине, доложила умиротворённо:

   — Сенник готов, матушка княгиня.

Венчал молодых сам епископ Андрей в новом первом каменном соборе Святого Спаса, построенном стараниями и содержанием молодого князя Михаила Ярославича. Епископ, обвенчав их, соединил руки и провозгласил мужем и женой, велев поцеловаться.

После этого он вручил Михаилу деревянную чашу с вином.

— Испейте, дети мои, из единого сосуда.

Михаил сделал глоток, передал чашу Анне, она, глотнув, вернула её ему. И так до трёх раз. После третьего отпития князь кинул чашу на пол и, наступив на неё ногой, раздавил. Вместе с ним наступила на неё и ножка жены.

Михаил молвил при этом:

   — Пусть будут так растоптаны те, кто будет сеять меж нами раздор и нелюбовь.

   — Пусть, — повторила тихо жена.

Присутствующие стали поздравлять молодых. Дружка Сысой, вынув засапожник, разрезал на блюде каравай. Епископ освятил хлеб и сказал:

   — Отнеси родителям новобрачных, дабы вкусили они эти хлебы как символ будущего свойства и родственной приязни, и дабы были меж собой людьми одного стола и хлебосольства, и жили дружно, как зёрна единого колоса.

Сысой помчался во дворец с хлебами, где уже ждали его Ксения Юрьевна и князь Дмитрий Борисович с женой. Все они взяли по кусочку этого хлеба и, умакнув в соль, съели. И поздравили друг друга с породнением, и трижды поцеловались.

При этом Ксения Юрьевна отчего-то не сдержала слёз.

   — Что с тобой, сватья? — спросил тихо князь Дмитрий.

   — Да так, — махнула рукой княгиня, хотя причина была: жаль ей стало сына, что не благословлён он на женитьбу отцом. Сирота.

На выходе из церкви дружки осыпали молодых хмелем и мелкими монетами, которые раскатывались по земле и тут же подхватывались весёлыми зрителями.

На дворцовом крыльце, куда молодые проследовали по дорожке, устланной камкой, их встретили родители и благословили на супружескую жизнь.

Свадебный стол был накрыт в самом большом зале дворца, молодые сели во главе его, и начался пир. И хотя перед новобрачными ставились самые вкусные блюда и лучшие меды и вина, они ни к чему не притрагивались. Только слюнки глотали.

Во дворе пировали мизинные, там меды были покрепче и закуска попроще — калачи да рыба в разных видах, — но всё равно было весело, даже веселее, чем во дворце.

И когда гости выпили по третьей чарке, а на стол принесли жареных лебедей, то перед молодыми поставили блюдо с жареной курицей. Они ещё не успели насладиться запахом её, как тут же подскочил Сысой с камчатной скатертью[153], схватив курицу, завернул её и, подмигнув Михаилу, тихо шепнул:

   — Я ещё вам одну приволоку.

И, обратившись к родителям новобрачных, громко попросил:

   — Благословите вести молодых опочивать.

   — Благослови Бог, — поднялись из-за стола родители новобрачных.

Ксения Юрьевна направилась к сеннику, но Дмитрий Борисович проводил молодых только до дверей. Здесь он взял за руку дочь и сказал, обращаясь к Михаилу:

   — Сын мой, Божьим повелением и родительским благословением нашим и матери твоей княгини Ксении Юрьевны велел тебе Бог сочетаться законным браком и поять нашу Анну Дмитревну, прими её и держи, как человеколюбивый Бог устроил в законе нашей христианской веры и святые апостолы и отцы заповедали.

С тем князь Дмитрий передал руку дочери её мужу. И они пошли в сенник, держась за руки, а впереди них шёл свечник и дружка Сысой с завёрнутой в скатерть курицей.

В сеннике, положив её на лавку, Сысой успел шепнуть Михаилу:

   — За подуш-шкой.

И молодожёны остались одни. Наконец-то при свете единственной свечи Михаил смог без помех рассмотреть свою жену.

   — А почему твоей сестры на свадьбе не было?

   — Им Переяславль вернули, а там одни головешки. Обустраиваются.

   — A-а. Знаю. Князь Фёдор постарался. Чего стоишь? Садись.