Ханский ярлык

И было решено срочно разослать по княжеству сборщиков дани, тиунов, и свозить всё в Тверь в подвалы каменного собора Святого Спаса. Боялись пожара. Именно для бережения собираемой скоры[131] лучшего хранилища, чем каменные подвалы храма, нельзя было придумать. Княжеский дворец и его амбары всё ещё были деревянными, а стало быть, подвластны огню.

Выезжали уже по снегу, снаряжено было около полусотни саней, на которых помимо мехов и казны везли продукты, овёс для коней, вороха вяленой рыбы, сухари и даже котлы для варки пищи. Сопровождало обоз более сотни вооружённых до зубов гридей, все вершние.

За наместника в Твери оставался Александр Маркович, и в канун отъезда встревоженная Ксения Юрьевна пришла к сыну.

   — Миша, почему ты не берёшь с собой кормильца?

   — Мама, как ты не понимаешь? Мне уже двадцать лет. В мои годы Невский побил шведов, а ты ведёшь речь о кормильце, словно я отрок несмышлёный.

   — Но он же твой главный советчик и помощник.

   — Вот потому я и доверил княжество ему. Что мне, на хрыча Назара оставлять Тверь?

   — Но, Мишенька, я так буду беспокоиться.

   — Но что делать, мама? Выход так и так везти надо.

   — Поручил бы кому-нибудь.

   — Нет. Я сам должен увидеться с Ногаем. Сам. И потом, со мной Сысой едет.

Сысой, услыхав своё имя, сказал:

   — Не беспокойся, Ксения Юрьевна, я за князя Михаила самому хану глотку перегрызу.

   — Я верю тебе, Сысоюшка, — сразу как-то помягчела княгиня. — Ты уж там присматривай за ним.

   — Присмотрю, Ксения Юрьевна, присмотрю.

Добирались до Ногайской Орды больше месяца. Дважды отбивали наскоки каких-то разбойников, около двадцати иссекли их, но потеряли и двух своих гридей.

Хан Ногай встретил Михаила ласково, поблагодарил за своевременный привоз дани и вдруг, с первой же встречи, стал звать его «сынком». Что не очень-то понравилось Михаилу, хотя виду он не подавал.

   — Проси, сынок, что ты хотел бы получить от меня?

   — Я бы очень хотел, великий хан, чтоб Золотая Орда не насыпала на нас салтанов с войском. Иначе после их налёта у нас не с кого будет собирать дань тебе.

   — Ты прав, сынок, прав. Я пошлю к Тохте гонца и не велю насыпать на тебя войско. Проси ещё, Михаил, что ты хотел бы получить от меня лично тебе в подарок? Что?

   — Только ярлык, великий хан.

   — Ну, ярлык на княжество — это само собой, это не подарок — это закрепление законного права. А вот подарок...

   — Спасибо, великий хан, то, что ты остановишь Тохту, — это и есть для меня подарок.

   — Нет, нет, сынок, — засмеялся Ногай. — Подарок тебе будет другой.

Ногай хлопнул в ладони, приказал:

   — Приведите мне Аксая.

Вскоре в шатёр втолкнули черномазого мальчишку. Он упал на колени, а потом распростёрся ниц перед ханом.

   — Вот, Михаил, его отец и брат погибли в моём походе на Польшу[132], мать умерла. Я не хочу, чтобы сынишка моих воинов стал нищим, или разбойником, или чьим-то рабом. Возьми его к себе. Аксай, встань, — приказал хан мальчишке. — Вот тебе вместо отца русский князь, мой друг. Если на него кинется волк, ты перегрызёшь горло волку, если нападёт тур, то ты первым должен оказаться на рогах его, а не твой названый отец. Ты понял?

   — Да, — кивнул мальчишка.

   — Если он прикажет тебе прыгнуть в огонь, ты прыгнешь не раздумывая.

   — Да.

   — Ну вот, — обратился хан к Михаилу. — Я мог бы подарить саблю, сынок, но всё это у тебя есть. Я дарю тебе то, чего у тебя нет, — татарчонка, который будет тебе преданнее сабли и даже собаки.

   — Спасибо, великий хан, — поклонился Михаил, не подавая виду, что обескуражен таким «подарком».

Но Сысою «подарок» понравился, и он тут же приказал мальчишке насобирать дров и разложить костёр.

   — Ну что? Как? Хорошо принял? — спрашивал он у Михаила.

   — Куда уж лучше, в отцы набился: сынок да сынок.

   — Ну и хорошо.

   — Но я всё-таки князь.

   — А что с Тохтой он решил?

   — Пошлёт к нему гонца с приказом не слать войско на Русь.

   — Вот и прекрасно, Михаил Ярославич. Чего ж нам ещё надо?

   — Я боюсь, опоздает гонец-то. Слишком долго мы ехали сюда.

   — Да, далековато Ногай забрался, далековато. А домой когда потечём?

   — Я думаю, не раньше, чем гонец от Тохты воротится.

   — Ну что ж, поживём поганским обычаем, от хана вон баранов пригнали. Я велел двух заколоть. Сварим сурпу, похлебаем. Верно, поганска душа? — хлопнул Сысой по спине подвернувшегося татарчонка.

   — Верна-а, — согласился тот, глядя на князя, будто от него слова ожидая. И Михаил догадался, спросил:

   — Почему тебя Аксаем назвали?

   — Я родился у белой воды, там у гор шибко быстро вода бежит, о камни бьётся, белой становится. И меня назвали Аксу — это значит «белая вода», а потом Аксаем, так и пошло.

   — Ну, ты доволен, что у меня оказался?

   — О да, да, ата, я очень доволен, — разулыбался татарчонок.

И у Михаила не хватило духу оговорить мальчишку: что он ему не «ата», то есть по-татарски «отец», а князь.

«А, ладно. Меня Ногай «усыновил», я этого мальчишку, пусть зовёт как хочет».

   — Ну что ж, Аксай, вари мясо. Умеешь?

   — Я всё умею, ата, я всё могу, — засуетился татарчонок. — Ты отдыхай, ата, я всё сделаю.