Ханский ярлык

   — Вот и поклонись подарком. Хорошо бы лис связку послать. Он лис любит. Но главное, нам надо налегать на смерть твоей жены, отравил её Михаил, и всё. Для Чолхана это обвинение очень важно, она ему сродной сестрой доводилась. Ты — муж Колчаки, ты особенно на это налегай, что-де погубил он твою семью, разбил твоё счастье. Скажи, что она уже беременна была.

   — Но она не была беременна.

   — Кто сейчас проверит? Говори, была, что погубил Михаил твоего наследника. Этого, мол, я никогда не прощу.

Суд начался в отдельной кибитке, у входа в которую были разложены два костра. Меж ними предстояло пройти не только судьям, но и свидетелям и подсудимому. Огонь должен был очистить входящих от дурных мыслей и намерений.

Вокруг кибитки стояли оружные воины, дабы никто и ничто не могло помешать справедливому суду.

Судьи уселись на кошме у дальней стенки кибитки. Слева сели Юрий и Кавгадый, направо, лицом к ним, был посажен подсудимый князь Михаил.

   — Князь Михаил, — начал медленно и важно Чолхан, — на тебя пожаловался твой младший брат Юрий, что ты без всякой причины ходил на него ратью, захватил в плен его жену — нашу сестру Кончаку и отравил её. Что ты скажешь в своё оправдание?

   — То, что Юрий первый пошёл на меня ратью, и не один, а поднял против меня Новгород. Я вынужден был напасть на него. Он, убегая, бросил и брата своего младшего, и жену. Княгиня Агафья содержалась у меня в чести, в отдельной хоромине, кормилась с моего стола. И никто её не травил, она умерла своей смертью.

   — Чолхан, позволь мне спросить подсудимого, — сказал Кавгадый, поднимая руку.

   — Спрашивай, — разрешил Чолхан.

   — Князь Михаил, а почему ты не отдал мне княгиню, когда я просил её у тебя?

   — Я хотел отдать её мужу, князю Юрию.

   — А может, ты уже задумал тогда отравить её?

   — Повторяю, у меня этого и в мыслях не было.

   — Кто может проникнуть в мысли человека, — вздохнул Кавгадый. — Но княгиня Агафья была отравлена. Перед смертью её сильно рвало едва ли не с кровью.

   — Я не видел, она умерла без меня.

   — А я знаю. Нам рассказывал князь Борис, вернувшийся из полона. И потом, ты не отдал тело княгини её мужу. Почему?

   — Он и не просил, и не присылал за ней.

   — Чолхан, спроси об этом самого князя Юрия, — посоветовал Кавгадый.

Чолхан посмотрел на Юрия, словно раздумывая, и наконец выдавил:

   — Ну?

   — Я посылал за телом княгини людей, но Михаил не отдал её, — сказал Юрий, не моргнув глазом.

   — Он врёт, — возмутился Михаил. — И тебе не стыдно?

   — Князь Михаил, — вмешался Казанчий, — ты наносишь оскорбление свидетелю.

   — Но если он врёт...

   — Мы должны верить ему. Ведь тело княгини так и не было передано ему.

   — Я послал к нему старейшего своего боярина послом с предложением мира, а князь Юрий убил его.

   — Я мстил за жену, — быстро нашёлся Юрий.

   — Да, это законное право, мстить за своих родных, — поддержал Юрия Чолхан.

Михаил Ярославич видел, что суд явно берёт сторону Юрия, выслушивая внимательно все его обвинения и не давая князю Михаилу до конца оправдаться и в открытую не доверяя его словам. Мало того, и Кавгадый вдруг выдвинул обвинение против великого князя, который перебил у него много татар, а многих пленил.

   — Но я же на следующий день воротил тебе их. И даже одарил вас всех.

   — Мёртвых как воротишь, князь? — оскалившись, ехидно спросил Кавгадый. — Ты ныне пред судом татарским и за убитых татар должен отвечать.

   — А не ты ли, Кавгадый, просил меня тогда не говорить хану о том, что и ты участвовал в драке? Просил. Умолял.

   — Я? Просил? — вытаращил удивлённо глаза Кавгадый. — Я был послом великого хана, стал бы просить тебя? Нехорошо, князь Михаил, придумывать то, чего не было.

И Михаил Ярославич увидел, что суд поверил не ему, а своему татарину. И перестал говорить. А когда Чолхан обратил на это внимание, сказал:

   — А о чём мне говорить, если вы не верите ни одному моему слову.

Судьи переглянулись меж собой, перекинулись несколькими словами, и Чолхан объявил:

   — Можешь отправляться в свою вежу, князь Михаил. О нашем решении будет объявлено тебе позже.

Михаил Ярославич вышел, прошёл меж очищающих огней. Уже вечерело. Он шёл мимо кибиток в удручённом состоянии духа. Сзади послышалось тарахтенье колёс. Он отступил в сторону, дабы пропустить телегу, но возчик, сидевший в плетёном коробе, придержал коней и спросил:

   — Князь Михаил Ярославич?

   — Да. А в чём дело?

   — Садись. — И возчик подвинулся. — Да поскорей.

   — Ты кто? — спросил князь.

   — Я русский. Фалалей. Прошу тебя, князь, садись. Я друг твой.

И только Михаил Ярославич влез в тележку, в коробок, возчик перепоясал пару лихих коней плетью: «Но-о-о, милай!» Они хватили почти с места в елань, так что тележка моталась за ними, едва не несясь по воздуху.

Вскоре они вырвались из города, помчались по степи. Михаил Ярославич наконец спросил:

   — И куда ж мы гоним?

   — К свободе, князь. К свободе.

   — А ну-ка останови.

   — Зачем? Отъедем подальше, пока не хватились.

   — Останови. Как тебя зовут?

   — Фалалей. Тр-р-р, — натянул вожжи возчик.

Кони перешли на хлынь, потом на шаг и вскоре встали.

   — К какой свободе ты собрался везти меня, Фалалей?