Хамелеонша

Но все равно кожей чувствовала тяжелый взгляд, от которого слипались внутренности, а в груди что-то звонко дребезжало. Дробь его пальцев по столу отдавалась режущими толчками в висках.

«Эс», «йэ», «эм», «йа»

«Алис»

«Мья-се-и-ла-ис»

Буквы уже двоились, втравляясь золотыми всполохами в глаза.

— Сколько тебе лет?

— Семь с половиной, милорд…

— Громче.

— Семь с половиной, милорд!

— Так-то лучше, а то пищишь, как мышь.

Я впервые на мужской половине дома и впервые лично говорю с отцом. Всё из-за случая с няней… чтоб её! Таращиться и дальше на стену нет никакой возможности, и я медленно, скользя взглядом по потолочным балкам, кованым светильникам и потраченным молью и временем шпалерам, опускаю взгляд, чтобы провалиться в две черные проруби.

Струна в груди лопнула, под ложечкой засосало.

Выпорет. Как пить дать, выпорет — вон как смотрит! Или поставит на целый день у позорного столба, и я умру от голода и унижения. И тогда все они, конечно, пожалеют, что так жестоко со мной обращались, но будет поздно. Кормилица, рыдая, наденет на меня поясок, который вышивает уже почти месяц, мама поцелует в бледный лоб и скажет, что я вполне ещё могла исправиться, а отец добавит, что у него никогда больше не будет такой смышленой дочери, успевшей выучить двадцать пять гербов и могущей прочитать алфавит задом наперед. Правда, про мои успехи он пока не знает… Придумать, что станет делать или скажет Людо, я не успела, потому что отец произнес:

— Семь с половиной, хм, неплохо. Даже раньше, чем у прабабки.

И подтолкнул через стол коробочку.

— Открой.

Вырезанная из оникса, она ласкала взор сама по себе. Я не шелохнулась.

— Ну! — поторопил он.

Пальцы робко коснулись крышки. На ощупь коробочка оказалась прохладной и приятно тяжелой. Поддев с третьей попытки крошечный крючок, я развела створки и заморгала.

На атласной подкладке свернулся крошечный покровитель, серебряный, на серебряной же цепочке и с эмалевыми бусинами глаз. Веки защипало, в носу постыдно захлюпало.

— Это мне? — спросила я севшим голосом.

— Кому же ещё. Теперь по праву можешь его носить.

Я стиснула талисман вспотевшими пальцами, неловко поклонилась и ещё более неловко забормотала:

— Спасибо, милорд, спасибо… я так рада! Спасибо…

Воздела глаза к девизу и заодно поблагодарила и его, мысленно, конечно.

— Прочти вслух. Ты битый час полируешь его взглядом, скоро буквы съедут со стены.

Я смущенно прочистила горло и исполнила приказ, втайне гордясь, что могу это сделать. Не всякий взрослый тут блеснет грамотностью. Отец склонил голову набок.