Хайлява (СИ)

Наконец, они могли спокойно поговорить. Платон начал разговор:

- Анфиса, я не хочу венчаться в вашей Уваровке. Я предлагаю срочно выезжать во Владивосток, тем более, что меня уже в полку заждались, а там и обвенчаемся. Ты ведь поедешь со мной?

- Поеду Платоша. Я с тобой куда угодно поеду, хоть к черту на кулички.

- Не гневи Бога, Анфиса.

Платон перекрестился и сказал:

- Имел сейчас беседу с вашим батюшкой.

- Так вот отчего ты смурый такой. Этот козел в рясе ко мне приходил, к греху склонял, подарок обещал купить. Это еще до тебя было. У него видишь ли попадья на сносях, а ему невтерпеж. Я ему вежливо объяснила, что я ему не хайлява какая-нибудь, а приличная женщина и мать троих детей к тому же.

- А он что?

- А что он? Ушел несолоно хлебавши, очень недовольный, сказал напоследок, что я об этом еще пожалею.

- Ну, я предполагал что-то в этом роде. Ну, так ты как? Насчет венчания.

- Конечно, Платоша. Я сама хотела с тобой поговорить на эту тему, мне тоже было бы неприятно венчаться у такого попа. А переезжать я все равно хотела, только в Хабаровск, и даже покупателя находила на свое хозяйство.

- Тогда будем собираться. Новый, 1904 год, хотелось бы встретить уже во Владивостоке.

Человек предполагает, а Бог располагает. Пришлось им в их планы вносить коррективы. Платон уехал один, а Анфиса оставалась в Уваровке и продолжала искать покупателя на свое хозяйство. Платон обещал, что как только он устроится на новом месте службы, сразу подыщет им квартиру для проживания и отпишет им. Так что Новый год Платон встретил со своими новыми сослуживцами у себя в части, а Анфиса смогла приехать только в начале февраля. Начало войны с Японией застало ее в пути, и на вокзале во Владивостоке ее никто не встречал. Платон не смог ее встретить. Адрес их новой квартиры у Анфисы был, поэтому до дому она добралась с ребятишками на извозчике.

А вот обвенчаться Анфисе с Платоном было уже не суждено. Осталось у нее два его письма, причем последнее было написано со слов Платона кем-то из госпиталя. Вместе с последним письмом пришла его фотография, которую он успел сделать, воспользовавшись случаем, еще до своего ранения.

А вскоре после этого по ее адресу пришло официальное уведомление из госпиталя, что зауряд-прапорщик Платон Евсеевич Бородин скончался от полученных ран. Анфиса к этому времени была на девятом месяце. А еще через месяц она родила мальчика, которого назвала Платоном. Тут и война закончилась. Оставленные ей Платоном деньги подходили к концу и нужно было срочно искать работу. Анфиса была в отчаянии. Она оставалась одна с четырьмя маленькими детьми без всяких средств к существованию. Деньги, которые она выручила за продажу дома и всего хозяйства почти все ушли на погашение кредита, который она брала еще с Семеном, ее первым мужем. Во Владивостоке у нее не было ни одного знакомого, не говоря уж о родственниках. С грудным ребенком на руках она обходила дома и искала хоть какую-нибудь работу. Но после войны во Владивостоке с работой было плохо. На тяжелую и грязную работу и без нее добровольцев было много, а на работу в дом ее не брали из-за грудного ребенка.

Анфиса уже собиралась съехать с квартиры и перебраться в более дешевое жилище, как однажды в их дверь постучали.

На пороге ее жилища стоял священник в рясе. Убедившись, что она та, которую он разыскивает, поп представился как полковой священник, по фамилии Субботин. Отец Сергий, так он просил называть себя, вручил ей бумагу, выписку из церковно-приходской книги, заверенную церковной печатью, в которой черным по белому было написано, что она, Анфиса Харитоновна Лаптейкина, в девичестве Спиридонова, обвенчалась с Платоном Евсеевичем Бородиным, зауряд-прапорщиком Н-ского полка числа 17 июля 1905 года и с этого числа они состоят в законном браке. Поп оказался полковым священником и личным другом Платона, обязанным ему жизнью. Он и соборовал Платона Евсеевича в госпитале. Умирая, Платон взял с него клятву, что он сделает Анфисе эту бумагу о венчании.

Имея на руках такой документ, Анфиса могла рассчитывать на получение пенсии и в то же время она понимала, что полковой священник совершил по своей сути преступление.

- А почему все-таки, батюшка, вы пошли на этот подлог? – спросила его Анфиса. – С вас, как с церковнослужителя за этот грех вдвойне спросится.

- Все так, дочь моя, все так. Но и я в неоплатном долгу перед Платоном Евсеевичем был. До конца жизни буду сей грех отмаливать, да и тебе не придется нищенствовать, с четырьмя детьми. Глядишь и замуж еще выйдешь. Ты ведь еще молода.

- А ведь вы, батюшка, тоже молоды. Семинарию поди в прошлом году окончили?

- В позапрошлом.

- Скажите, батюшка, вы женаты?

- Нет.

Анфиса замолчала и сидела, теребя платочек в руках. Было видно, что ее что-то мучает и гложет. Она то вскидывала голову, вглядываясь в священника, то понуро опускала ее.

Наконец, батюшка не выдержал:

- Скажи, дочь моя, что тебя гложет?