Читаем Хайдеггер полностью

В отличие от Хайдеггера многие из нас не видят в этом понятии ничего загадочного. Мы просто принимаем «бытие» таким, каково оно есть, – в рациональной манере. Мы не пытаемся «понять» его глубинный смысл, поскольку у нас не возникает с ним никаких трудностей. Объекту либо присуще бытие (то есть он существует), либо нет. Лошадь существует, а единорог нет. Хайдеггер этого не поясняет, но следует отметить, что наш простой и рациональный подход не так уж прост – он распространяется на сферы очень далекие от рационального мышления и логики. Например, мы можем верить в существование, или «бытие», Бога. Мы можем верить в вероятность того, что во Вселенной есть другая форма разумной жизни, которой присуща своя форма бытия. Мы даже можем выполнить вероятностные расчеты, показывающие, в какой степени наша вера может оказаться истинной. Более того, существует не поддающееся представлению понятие числа i (квадратного корня из –1), то есть ему присуще «бытие» с точки зрения математики, но как число оно не существует. Но Хайдеггеру этого мало. Если мы не находимся в замешательстве от того, что не понимаем смысл слова «бытие», то должны. Но почему этого не происходит? Хайдеггер указывает на «необходимость возобновления вопроса о смысле бытия» и прямо заявляет, что цель его книги состоит именно в этом. Здесь кроется тайна, и он намерен попытаться найти путь к ее пониманию.

Основой концепции Хайдеггера является термин Dasein[4]. Если быть кратким, то Хайдеггер подразумевает «человеческое существование». Сам он выражается несколько сложнее – «“Сущность” присутствия лежит в его экзистенции… Бытие, о котором для этого сущего идет дело в его бытии, всегда мое… Рассмотрение присутствия сообразно всегда-моему характеру этого сущего должно постоянно включать личное местоимение: “я есмь”, “ты есть”».

Прояснив это положение, Хайдеггер подчеркивает, что «бытие» присутствия – это постижение его собственного бытия. В постижении собственного бытия оно одновременно постигает бытие сущего, которое отличается от его бытия.

Далее он углубляет понятие Dasein. В его основе лежит смысл самого слова, Da-sein. Буквально: «здесь» (Da-) и «бытие» (-sein). Таким образом, главным элементом является «бытие-здесь», то есть «бытие-в-мире». Это наша экзистенция, или наша «самость».

И снова эти рассуждения вызывают неизбежный вопрос. Если «речь есть речь о…», то о чем он тут говорит? Прежде чем решительно отбросить эти изобилующие повторами рассуждения, стоит проанализировать, что же на самом деле говорит Хайдеггер. Сравним умозаключения Хайдеггера с рациональной четкостью декартовского определения личности человека. Декарт утверждал, что можно сомневаться в существовании всего. Окружающий мир и наше восприятие этого мира могут быть иллюзией – но я не могу сомневаться, что я мыслю. Таким образом: «Я мыслю, следовательно, существую». Несмотря на кажущуюся простоту, это положение ослож– няется собственной грамматикой. Использование Декартом слова «я» неявным образом определяется природой глаголов «мыслить» и «существовать». Если мы действительно сомневаемся во всем, то должны прийти к выводу, что понятие «мышления» неизбежно предполагает понятие «существования». «Я» этого мышления и «я» этого существования – просто вопрос грамматики. С другой стороны, Dasein Хайдеггера выходит за пределы логики и синтаксиса, перемещается в почти неуловимую область первобытной интуиции. В данном случае вывод Хайдеггера относительно фундаментального постижения нашего существования выглядит более глубоким и неопровержимым, чем у Декарта. Я постигаю не «мыслю, следовательно, существую», а само «бытие-в-мире». Следует признать, что это понятие каким-то образом выходило за границы языка, который поймал Декарта в свои сети. Другой вопрос, нужны ли для этого введенные Хайдеггером туманные термины.

Хайдеггер утверждал, что вопрос о бытии так долго игнорировался именно потому, что он был настолько очевиден, настолько близок к нам, что мы его в буквальном смысле не замечали. Dasein также слишком близко, чтобы осознать его в повседневной жизни, и в то же время находится за ее пределами. Dasein стоит за нашим эмпирическим постижением мира, вне пределов досягаемости науки. Сосредоточение на вопросе бытия позволит нам быть полностью вовлеченными в Dasein, однако от повседневного существования нам никуда не деться: «Но экзистенция способна также в мгновение-ока, и конечно часто тоже лишь “на мгновение”, овладеть повседневностью, пусть никогда не отменить ее».

Перейти на страницу:

Все книги серии Философия за час

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии