Хаидэ

— Ты красив. Строен и гибок, одарен мужской силой и хорошим природным желанием. Женщины чуют его и их губы становятся ярче, когда ты смотришь. Но этого мало, жрец скромного бога. Мать Тьма дарит тебе ценный подарок. Как тонкая кисея, прозрачным туманом между тобой и женщинами встанет приманчивое очарование. Оно будет всегда. А женщины — это большая сила, жрец. Большая, чем умение владеть мечом и луком. Потому что любой воин, устав в боях, идет к женщине и там, где отдыхает, он уязвим. Мужчины возводят напраслину на нас, повторяя: демон сидит в каждой и чем прекраснее женщина, тем он сильнее.

Онторо засмеялась, качая головой.

— Неправда. Просто именно женщинам мужчины несут свои слабости. И после удивляются тому, что оказываются побежденными.

— Мне не нужен никто, кроме нее, — ответил Техути, глядя в бездонное небо, пустое и звонкое.

— Я могла бы сказать — но вот ты лежишь со мной…

— Ты сама попросила!

— Но я не говорю этого, — она повернулась, тронула пальцем краешек губ, и он сморщился от щекотки, — я скажу истину вместо лукавой игры. Ты прав. Никто не нужен тебе, кроме нее. Но раз так, то все средства используй для того, чтобы завоевать свою любовь. И защитить. Недавно ты обратил мужские мысли к спасенной девчонке…

— Откуда ты…

— Молчи. Я прихожу к тебе и ты открыт. Я умею. Выслушай. Если бы ты сказал ей слова, или сделал что-то, все выплыло бы наружу, и каяться тебе многократно.

Техути отвернулся и, краснея, сказал сипло:

— Я сам это понял. Я не буду.

— Но ты должен быть сильнее княгини. Спокойнее ее. А избыток мужской силы туманит рассудок. В следующий раз холодно думай, и сделай так, чтоб не узнал никто. Но — сделай. Это позволит тебе встать выше ее и — победить.

Онторо была убедительна. И подумав, Техути кивнул. Женщине, что почти год носила ребенка, потом рожала, и сейчас готовится к разлуке с новорожденным сыном, чтоб тут же взвалить на себя заботу о племени, — не понять, каково ему — молодому и сильному мужчине, чей корень вынужден хиреть, спрятанный в старые кожаные штаны. Если Техути натворит глупостей, она просто не поймет. Да, он должен быть холоднее и сильнее.

— Я понял, подруга.

— Но будь осторожен. Дар матери тьмы подобен сладкому соку, что выступает на лепестках мухоеда. Бабочки летят на него и увязают, становясь ему пищей. Если ты привыкнешь использовать его постоянно, твой голод станет усиливаться с каждым днем. И сила превратится в слабость. А если найдется женщина с сильными крыльями и вырвется из сладости дара, то никогда больше ты не сможешь очаровать ее вновь.

Она снова тихонько засмеялась, блестя глазами, упиваясь правилами игры:

— Она станет кричать, показывая на тебя пальцем и предостерегая. Но очарованные не поверят. Пока не останутся без крыльев. Как любое оружие — сладостью нужно уметь пользоваться. Учись очень осторожно. Ведь мужчины будут видеть тебя таким, каков ты есть, без тумана сладости. Но ты достаточно умен, чтоб завоевать и их тоже. Думай, потом делай. И всегда будешь на шаг впереди.

Степь ложилась под копыта бегущих коней, и, глядя на сизые колобки полыни, что провожали всадников вспышками сладко-горького аромата, Техути вспомнил, как говорила старая Фития о степи: там, где вы смотрите на звезды и они ведут вас, я могу пройти лишь по запахам трав, от горького полынного через пьяный повитушки к тревожному шалфея, и еще неизвестно, кто доберется до цели первым.

Надо говорить со старухой о травах, думал он, пока Крылатка, осторожно перебирая ногами, переходил быстрый ручей с ледяной водой. Она знает многое, а моя новая голова жадна до новых знаний. Я — середина мира и буду знать и уметь все, что умеют и женщины и мужчины.

Этой ночью, он знал, Онторо снова ждет его, но вызвался караулить сон всадников. И старший в семерке, Корт, хмыкнув, позволил, велев разбудить его, когда засветит после полуночи сережка Миисы.

— Поспишь и сам, чтоб не упал на переходе с коня, — сказал сдержанно, но с благодарностью за предложенную помощь.

И Техути мысленно поставил зарубку. Пусть воины видят, что он не боится трудов и что он им — брат.

* * *

А в стойбище Фития возилась с травами. Причитая шепотом, грела воду в казанах поставленных сразу на несколько очагов. Заваривала душицу, чабрец и мелкие веточки дымчатки. Отдельно для того, чтоб напоить княгиню укрепляющим напитком, отдельно для того, чтоб омыть усталое тело. И мальчика, которого старая нянька приняла из рук княгини, когда та еще не успела сойти с коня, его — маленького князя, тоже нужно было искупать и обтереть крепким настоем змеевника, чтоб не пристала к детскому тельцу лихорадка и мелкие болячки.

Хаидэ, отдав няньке сына, остаток ночи и почти весь день проспала в палатке. Очнулась уже к закату и, выбираясь, увидела у небольшого костра Ахатту с мальчиком на коленях, рядом с ней Фитию, что трепала мягкий сухой мох для пеленок.

Как была босиком, в длинной рубахе и с распущенными волосами, подошла, села рядом, приваливаясь к плечу подруги, и та, вытерев ребенку ротик, подала его матери.