Хайд

Хайд смотрел, как останки Портеуса готовят к погрузке в «Черную Марию», доставившую его самого сюда, на место преступления. Больно было видеть, как мертвого друга в пропитавшейся кровью одежде бесцеремонно перекладывают в простой, не покрытый лаком гроб из струганых сосновых досок – в таких перевозили в полицейский морг покойников, которых постигла внезапная подозрительная смерть. Он старался не думать о холодном кафельном пространстве морга и о том, что лицо его друга там рассекут скальпелем по линии челюсти и снимут, как маску, – то же самое проделала Келли Бёрр с повешенным человеком во время той странной аутопсии на театральных подмостках.

Мысль о Келли на время отвлекла Хайда; он поймал себя на том, что хочет снова оказаться рядом с ней, увидеть ее. Присутствие этой женщины его словно бы умиротворяло.

– Проследите, чтобы его одежду не выбросили, – сказал Хайд констеблям, которые подняли сосновый гроб. – Я сам ее потом осмотрю.

Он проводил гроб до внутренней двери кабинета, ведущей не в сад, а в дом, и слышал, как зарыдала миссис Уилсон в холле при виде хозяина. У Хайда тоже к горлу подкатил ком – невзирая на их недавнюю размолвку, Сэмюэл Портеус был единственным человеком, который помогал ему справляться с расстройством; теперь он, Хайд, снова остался один на один со своим недугом, как было со времен его отрочества.

Когда тело увезли, Хайд велел Маккендлессу, Демпстеру и двум офицерам в форме разобрать на столе бумаги, лежавшие под трупом и слипшиеся от крови. Из карманов Портеуса по его просьбе уже достали все, что там было, и разложили на подносе из ивовых прутьев. Хайд внимательно изучил эти вещи; некоторые были заляпаны кровью, и ни одна не несла в себе полезных сведений.

Наконец Хайд добрался до ключа с кожаным брелоком. В этой паре вещей ему почудилось нечто странное, хотя он не мог объяснить, что именно. Ими часто пользовались – кожа блестела, как будто брелок часто брали в руки и затерли пальцами, но эмблема и надпись, тисненные выцветшей золотистой краской, были вполне различимы. На эмблеме в античном стиле была изображена мужская голова в лавровом венке и с двумя лицами. Два одинаковых бородатых профиля смотрели в противоположных направлениях, но являли собой единое целое.

– Янус, – пробормотал Хайд.

– Сэр?.. – не понял Маккендлесс, стоявший к нему ближе других, однако Хайд лишь качнул головой.

Под эмблемой был вытеснен девиз: Duo in unum occultatum — «Двое сокрыты в одном».

– Уильям… – позвал Хайд Демпстера. – Найдите замок, к которому подходит этот ключ. Судя по размеру ключа, он должен быть скорее от двери, чем от шкатулки или от шкафа.

– Есть, сэр, – отозвался Демпстер, принимая у него ключ с брелоком.

Хайд со своими людьми провел еще три часа в доме друга. Обыск на месте преступления был обязанностью полиции, его долгом, но он чувствовал неловкость от того, что приходится вот так беззастенчиво вторгаться в частную жизнь близкого человека. Ящики и дверцы шкафов, комодов, буфетов, призванные скрывать от чужих взглядов свое содержимое, открывались перед полицейскими, если у раздавленной горем миссис Уилсон оказывался ключ, или попросту взламывались. Письма и документы прочитывались, блокноты пролистывались, карманы выворачивались. Каждый приватный уголок человеческой жизни выставлялся на придирчивое обозрение.

И в результате они не узнали ровным счетом ничего.

Хайд был удивлен, насколько мало вещи поведали о своем бывшем хозяине. Полицейские обыскали все сверху донизу, изучили каждый клочок бумаги, каждый предмет в доме, но никаких выводов о делах Портеуса на основе этого сделать не удалось. Все говорило о том, что этот человек тщательно оберегал свою личную жизнь, а Хайд знал, что не бывает людей без тайн.

И то, что Портеус так ревностно скрывал от чужих глаз, наверняка содержалось на вырванных страницах его дневника или в обчищенном сейфе, стоявшем в шкафу рабочего кабинета. В обоих случаях кто-то забрал тайны Портеуса вместе с его жизнью.

И Хайда беспокоило кое-что еще. Они внимательно осмотрели содержимое высокого узкого медицинского шкафа из древесины грецкого ореха. Шкаф стоял, как часовой, у двери, ведущей из флигеля с рабочим кабинетом в холл особняка, а на его полках с застекленными дверцами выстроились рядами пузырьки, баночки и бутылочки с порошками, жидкостями, мазями; все они были с этикетками, извещающими об их содержимом: «Бромистый калий», «Литий», «Стрихнин», «Настойка опия», «Мышьяк», «Спиртовой раствор этилнитрита» и так далее. В общем, там было все, что составляет основу запасов современного врача. В дополнение еще нашлись два нераспечатанных пакета с маркировкой «Каломель», то есть хлористая ртуть.

И ничего необычного. Ничего, что проливало бы свет на эксперименты или исследования Портеуса.

Кроме того, все склянки были из прозрачного, зеленого или янтарного стекла. Ничего похожего на темно-синюю бутылку, из которой Портеус под конец каждого визита Хайда доливал ему микстуру в такой же пузырек, не обнаружилось.