Хайд

Казалось, будто целая вселенная уместилась в маленькой чашеобразной впадине на дне низины. Небо уподобилось пологу, накрывшему ее, свернулось над головой и вокруг складками темно-синего шелка с пурпурным отливом. Элспет, стоя под этим пологом, который становился все темнее по воле подступавшей ночи, вдруг поняла, что трудно представить себе существование какого-то другого мира, другого места – Эдинбург, семейный магазин, все ее окружение превратилось в абстрактные, даже абсурдные понятия. В низине все сделалось нереальным; Элспет и себя чувствовала нереальной, и тем не менее здесь было больше достоверности, больше правды, чем в той нелепой жизни, которой она, как ей мнилось, полноценно жила до сих пор.

Обещание Фредерика исполнилось: сейчас она грезила наяву.

Пришедшие стояли полукругом лицом к мегалиту. Темный Человек застыл в оглушительном каменном молчании, потешаясь над ничтожностью их жизней, подобных мерцающим искоркам на фоне его собственного тысячелетнего бдения в низине. Элспет знала, что истукану нет до них дела – он ждет вовсе не этих людей, а нечто грядущее за ними, тяготеющее над ними, превосходящее их, как ждал тысячу лет, пока одно безвестное поколение рода людского сменялось другим.

Элспет ощущала холод, проникавший под тонкую алую мантию, и ее наверняка бы уже затрясло, но напиток, тот, что ей дали выпить чуть раньше в «Круннахе», словно ослабил связи между ее разумом и телом. Напитка, который разносил по кругу странный слуга Фредерика, вкусили все, перед тем как покинуть дом. Это был странный, густой и вязкий отвар с неприятным вкусом и запахом – заплесневелым и сладковатым.

В низине собрались тринадцать человек.

Все, мужчины и женщины, были одеты в одинаковые мантии из алого атласа, и больше на них не было никакой одежды, ничто не защищало их от вечернего холода поздней осени. Выделялся среди участников церемонии лишь Фредерик – его мантия была черной, и такого же цвета повязка, закрывающая один глаз. Элспет поначалу испугалась при мысли о том, что ее личность и связь с Фредериком, а также приверженность его убеждениям будут раскрыты остальным, но потом она их увидела и узнала почти всех – некоторые оказались персонами куда более заметными в эдинбургском обществе, чем сама Элспет, и они потеряли бы значительно больше, если бы их знакомство с Фредериком получило огласку. Элспет потрясло присутствие такого количества представителей высших кругов – она никак не ожидала, что кто-то из этих людей может состоять в тайном обществе Баллора.

Одно лицо было ей знакомо особенно хорошо, и Элспет совсем не понимала, что привело сюда эту персону, но под воздействием горького напитка значимость загадки потеряла смысл.

В тумане, навеянном зельем, еще мелькнули вопросы, каждый ли из присутствующих так же, как и она, пожертвовал Фредерику изрядную сумму, а то и побольше, и каждому ли, как и ей, обещано откровение – открытие величайшей истины. Зелье превратило мысли в неуловимые, ускользающие перышки тумана, и эти две ускользнули от Элспет, не успев оформиться.

Девушка знала, что все собравшиеся здесь аколиты выпили тот же напиток, поданный слугой, и теперь, глядя на них с туманным безразличием, видела на лицах ту же отчужденность и потерю связи с физическим телом, что чувствовала она сама. Кем бы они ни были в мире яви, здесь все становились другими, измененными. Здесь обнажалась теневая сторона каждого.

Элспет вдруг затошнило, но это прошло через мгновение, и она увидела, что ночной мрак наполнен красками – цветами и оттенками, которых раньше она не замечала. Что-то в ее вселенной изменилось, поняла Элспет, как и обещал Фредерик.

Она посмотрела на любовника, и ей показалось, что он уже не здесь, что его силуэт потерял телесность. Зато Феардорх, камень, называемый Темным Человеком, как будто стал единственным осязаемым, имеющим вес, реальным объектом. Взгляд Элспет сосредоточился на нем, словно прикованный к нему чужой волей, не ее собственной. Теперь камень выглядел солиднее, чернее, более гладким и блестящим, чем она замечала раньше. Глядя на него, Элспет почувствовала, что ее тянет к Феардорху какая-то сила. Она не шевелилась, и камень был незыблем, но Элспет почудилось, что часть ее естества устремилась к нему во мраке – та самая часть, которую отделило от земной плоти выпитое зелье. Менгир был целиком покрыт петроглифами, и внезапно она увидела, как спирали и концентрические круги сдвинулись с места, поплыли, головокружительно завертелись на каменной коже Темного Человека.

Эту картину заслонило что-то вставшее между ней и камнем; Элспет не сразу поняла, что черный силуэт, мешающий ей смотреть на пляску узоров, – это Фредерик. Странный низенький слуга, в отличие от остальных одетый как обычно, безгласно застыл подле него и взирал на Элспет все с тем же нахальным видом, будто многое о ней знал. Коротышка держал перед собой большую толстую книгу в изрядно потрепанном, ветхом, как будто очень древнем кожаном переплете.