КГБ. Последний аргумент

«Стоп! – воскликнул Крейцель. – А что если Кранцы работали на генерала Вольфа? А от него и до КГБ – рукой подать. Известно ведь, что Вольф считает себя “младшим братом” Андропова. Впрочем, теоретически Кранц мог и напрямую снабжать КГБ похищенными материалами, исключив ГУР как промежуточную инстанцию».

Следствию предстояло установить национальную принадлежность адресата, другими словами, местонахождение спецслужбы, потреблявшей похищенные в МИД документы, маршруты их передвижения, а также детали шпионского промысла супругов Кранц, ибо, мало ли какие подробности ещё могут всплыть в ходе допросов!

«Увы, теперь что-то выяснить не представляется возможным – женщина мертва, а муж далеко – либо катается на лыжах в австрийских Альпах, либо пьёт пиво в берлинском гаштете, либо водку на подмосковной даче КГБ – поди разберись!»

Крейцель в сердцах ударил кулаком по столу и вновь придвинул к себе том уголовного дела…

Одиночество в толпе

В семь лет Леонора Сюттерляйн осталась круглой сиротой – родители погибли в авиакатастрофе, когда ей не исполнилось и пяти, а бабушка, которая, оформив опекунство, забрала девочку к себе, умерла через год. Других родственников не нашлось, и по решению бургомистрата Бонна бабушкину квартиру опечатали до совершеннолетия девочки, а её саму определили в интернат.

Короткая стрижка «а-ля Гаврош», угловатые движения и размашистая походка, потертые джинсы и рубашка-ковбойка, наконец, низкий голос и отсутствие всякого намека на грудь вводили в заблуждение окружающих – Леонору в её 14 лет все принимали за мальчишку. Впрочем, она ничего не имела против – с подругами ей фатально не везло, поэтому в обществе мальчишек она чувствовала себя как рыба в воде.

От других воспитанников интерната Леонору отличали феноменальная память, прилежание и склонность к изучению иностранных языков. Этим объясняются её достижения на ежегодных школьных олимпиадах – там она неизменно завоевывала призовые места. А её успехи в переводах на немецкий язык английских, французских и итальянских современных авторов привлекли внимание чиновников из департамента по работе с персоналом министерства иностранных дел Западной Германии. Ничего удивительного, что по окончании филологического факультета Боннского университета Леонору пригласили на работу в МИД.

Пройдя все проверки и тесты, в том числе и на полиграфе, Леонора была зачислена сначала стажером, а с июля 1966 года стала работать самостоятельно в отделе «Телько», где расшифровывались и передавались дальше телеграммы всех западногерманских посольств. В свои 22 года Леонора имела высшую степень допуска к секретам, составлявшим государственную тайну. За секретность ей полагалась надбавка к основной зарплате.

Казалось бы, жизнь Леоноры удалась. Увы! Через десять лет безупречной службы в престижной синекуре, даже при жалованье, превышавшем зарплату трёх квалифицированных рабочих автоконцерна «Мерседес», она не была не то что счастлива, – не испытывала даже морального удовлетворения. Виной тому было одиночество – ни родственников, ни подруг, ни даже (что удручало более всего!) интимного партнера. Из-за её внешности мужчины шарахались от неё, как от гранаты с выдернутой чекой.

Однако, будучи заядлым оптимистом, Леонора, даже подойдя к рубежу в тридцать два года, не теряла надежды на замужество. Она жаждала любви и готова была одарить ею любого благовоспитанного, благородного, пусть даже некрасивого мужчину преклонного возраста. Она всё равно назвала бы его «принцем». Его появления она ждала каждый день, но он почему-то не спешил объявляться. Особую остроту ожидание чуда приобретало накануне праздников и в новогоднюю ночь, поэтому в такие дни Леонора всегда накрывала стол на двоих…

Кстати, о принце. Чтобы скрасить своё одиночество, Леонора завела говорящего попугая, которого назвала… конечно, – Принц! Тот быстро овладел дюжиной фраз, которые хозяйка часто произносила вслух, находясь в состоянии глубокой задумчивости. Особенно часто попугаю приходилось слышать: «Ну же, принц, приходи, я жду!» или «Принц, сколько ещё тебя ждать, негодник?» Попугай, подражая Леоноре, вслед за ней повторял восклицания. И вот что удивительно! Птица была настолько понятлива и чувствительна к изменениям в настроении хозяйки, что фразы озвучивала всегда вовремя: либо в тот момент, когда у Леоноры от тоски кошки скребли на душе, и она со слезами на глазах напевала грустную бабушкину песню из своего детства, либо, когда, получив извещение о причитающемся ей гонораре за разгаданный кроссворд в журнале, плясала от радости.

В любом случае, стоило только Принцу гаркнуть своим хриплым голосом пару фраз про тёзку – всё! Женщину охватывал восторг, и она одаривала своего духовника его любимым блюдом – вареной гречневой кашей. Но бывало, что попугай, устав от безразличия хозяйки, а скорее чтобы получить деликатес, начинал громогласно требовать явления принца…

* * *