КГБ

Разведывательная карьера Гордиевского достигла своей вершины в 1985 году. К этому времени он работал на СИС уже одиннадцать лет, а репутация его в Центре была как никогда высока. Возглавляя линию ПР и будучи заместителем начальника лондонской резидентуры с 1983 года, он регулярно отправлял в Москву сводки по политическим вопросам и неизменно получал благожелательные отзывы. Его консультации Горбачеву во время декабрьского визита 1984 года упрочили его положение в Лондоне. В январе 1985 года Гордиевского вызвали в Центр и сообщили о назначении его лондонским резидентом. К своим обязанностям Гордиевский должен был приступить в мае, когда бывший тогда резидентом Леонид Ефремович Никитенко возвратится в Москву. В этот приезд Гордиевского ознакомили с личным шифром резидента для совершенно секретной связи с Москвой.

17 мая 1985 года, в пятницу, Гордиевскому в Лондон пришла телеграмма с указанием прибыть в Москву для официального утверждения в новой должности. Только уникальные способности и живучесть Гордиевского позволили ему пережить последующие события. Иначе мы бы никогда не держали в руках эту книгу. В самой телеграмме ничего подозрительного не было, правда, уж больно срочно его требовали в Москву. Гордиевскому сообщили о предстоящей встрече с Виктором Михайловичем Чебриковым, председателем КГБ и членом Политбюро, и генералом Владимиром Александровичем Крючковым, который уже много лет возглавлял Первое главное управление. Позже, в 1988 году, Крючков сам возглавил КГБ. Телеграмма произвела сильное впечатление на тогдашнего советского посла в Лондоне, неуправляемого Виктора Ивановича Попова. Сразу забыв их прежние стычки, он расплылся в улыбке и по-отечески стал советовать Гордиевскому, как держать себя на встречах в Москве.

Шестое чувство разведчика подсказывало Гордиевскому, что дело было неладно. Вглядываясь в телеграмму, он почувствовал, что ладони стали липкими и в глазах потемнело. Вскоре после его разговора с Поповым пришла вторая телеграмма, в которой сообщалось о предмете предстоящей беседы с Чебриковым и Крючковым. Гордиевский чувствовал, что в Москве его ждет хитро замаскированная западня. Он пытался убедить себя, что двойная жизнь сделала его подозрительным, а в Москве ничего, кроме лавров, его не ожидает. Профессиональная гордость агента британской службы заставила его подивить в себе подозрения и вернуться в Москву.

18 мая, суббота, был одним из самых суетных дней для Гордиевского за все три года работы в Лондоне. Ему надо было подготовиться к отъезду, составить информационные материалы для Чебрикова и Крючкова и передать пять тысяч фунтов нелегалу. Техник резидентуры изготовил из папье-маше полый кирпич, в который должны были поместиться двести пятьдесят двадцатифунтовых банкнот в целлофановом пакете. Гордиевский положил кирпич в пластиковый пакет и пошел гулять со своими дочерьми, Марией и Анной, поиграть в парке Корамз Филдз, в Блумсбери, неподалеку от известной детской больницы на Грейт Ормонд Стрит. Играя с дочерьми, Гордиевский незаметно обронил кирпич в густую траву между дорожкой и забором на северной стороне парка.

В воскресенье утром, 19 мая, посольский форд «Гранада» забрал Гордиевского из его квартиры на Кенсингтон Хай Стрит в аэропорт Хитроу. Поскольку поездка в Москву предполагалась недолгой, его семья осталась в Лондоне. В московском аэропорту Шереметьево он первый раз отчетливо почуял неладное. Пограничник на паспортном контроле долго листал его зеленый диппаспорт, а затем в присутствии Гордиевского позвонил и доложил о его прибытии. Немного удивило, и то, что его не приехали встречать, хотя, как он позже узнал, машину отправили, но она ждала его у другого терминала. Гордиевский взял такси. В машине уже сидели два человека, как оказалось, западногерманских дипломата, которые возвращались к себе на квартиру. Когда Гордиевский представился им как советский дипломат, немцы страшно заволновались и потребовали везти их прямо в посольство, видимо, опасаясь ловушки. Гордиевский тогда подумал, не посчитает ли наружное наблюдение КГБ у посольства подозрительным его поездку с двумя немцами.