Кэш

Но в 1982 году, когда сюда приехал молодой специалист, выпускник Московского инженерно-строительного института Георгий Гольцов, поселок был еще Нижним Кутом. Собственно, никакого поселка уже и тогда не было, осталось только название. Сам поселок и все деревни из зоны затопления будущим водохранилищем перенесли в верховья Нижнего Кута, а на месте стройки возник хаос временного жилья — балки, вагончики, сборно-щитовые бараки, приткнувшиеся к промбазам, хранилищам ГСМ, всяческим УНР. Река Нижний Кут была уже перекрыта, мирно обтекала стройку по наспех прорытому руслу. Плотина только начала возводиться. Из запроектированных семидесяти метров она поднялась метров на пять и была центром жизни, предопределяла движение нескольких тысяч людей и бесчисленного множества механизмов — бульдозеров, экскаваторов, бетоновозов, карьерных самосвалов.

По тому, с какой быстротой растет плотина, начальство оценивало работу строителей. Растет — передовики, не растет — чем вы там, вашу мать, занимаетесь?! Так было везде, к такому порядку привыкли и удивлялись, когда читали о том, как строят на северах на загнивающем Западе: сначала комфортабельные жильё для рабочих, дороги и инфраструктуру, потом все подготовительные работы и только после этого приступают к основным сооружениям. Нам это ни к чему, и так сойдет. Сходило, но не всегда, здесь не сошло.

Нижне-Кутская ГЭС планировалась сравнительно небольшой мощности, около 400 мегаватт, раз в десять меньше Братской ГЭС. Но она была очень важна для северного Урала, задыхавшегося от недостатка электроэнергии. Поэтому стройку объявили комсомольской ударной, но не всесоюзной, а областной. Это решило проблему кадров, комсомольцев-добровольцев набралось достаточно.

В советские времена я без малого двадцать лет проработал в молодежных газетах и журналах и наездился по таким стройкам по самое никуда. В Дивногорске видел, как с огромных самосвалов сбрасывают в воду бетонные кубы с надписью „Покорись, Енисей!“, жил в первых палатках притрассовых поселков БАМа, ездил на его первых медленных поездах. В отличие от многих коллег-журналистов, людей профессионально циничных и считавших молодых строителей безмозглым рабочим скотом, которого власть использует в своих целях, я так не думал. Эти ребята и девушки возводили не великие сибирские ГЭС и не „дорогу века“ строили, они решали свои проблемы — безденежья, одиночества, гнета перенаселенных городских коммуналок, родительского диктата. Они решали их сами, не надеясь ни на кого. Они боролись на свою свободу. Нелегкий труд и неустроенный быт был их платой за свободу. За свободу всегда приходится платить несвободой.

Этим же всю жизнь занимался и я, писал очерки и книги о молодых строителях. Я тоже боролся за свою свободу — за свободу не вскакивать по будильнику, не просиживать штаны в пыльных конторах с девяти до шести с перерывом на обед и не писать статей за комсомольских и партийных функционеров. Сегодня я боюсь перечитывать эти книги. Не то чтобы в них не было правды жизни, она была, но в гомеопатических дозах и глубоко запрятана, как изюминка в пышной и пресной булке. Единственная книга, которая как-то оправдывает мое существование как писателя — книга о новочеркасской трагедии 1962 года, к рождению которой был напрямую причастен Георгий Гольцов.

Не знаю, чем Гольцов руководствовался, когда при распределении выбрал Нижний Кут. Возможно, тем, что стройка молодежная, а у него уже был большой опыт работы с молодыми строителями, все пять лет он ездил со студенческим стройотрядом МИСИ, зарабатывая на жизнь. Может быть, решил, что на небольшой стройке легче проявить себя, чем в огромных коллективах на какой-нибудь Красноярской или Саяно-Шушенской ГЭС. Если бы это было возможно, я спросил бы его, чувствовал ли он, что его поступками руководит та невидимая сила, которую мы называем судьбой. Есть люди, которые упорно сопротивляются ей и потом горестно недоумевают, почему их жизнь не сложилась. А есть люди, которые умеют расслышать ее зов и следуют ему безоглядно, не просчитывая выгоды и невыгоды. Таким, как мне кажется, был Георгий Гольцов.

Но у него уже ничего не спросишь.

Как молодой офицер после военного училища начинает с должности командира взвода, так и выпускник строительного института всегда начинает с мастера. Многие на этом и заканчивают, переходят в техотделы или на любую канцелярскую работу, на которой не нужно вкалывать по десять, а то и по двенадцать часов, собачиться с начальством и с работягами, а вечером приползать в свой вагончик и валиться без сил, едва успев сбросить робу и сапоги. Через полгода Гольцов стал прорабом, а еще через полтора года начальником участка. Вот тогда судьба и преподнесла ему первый царский подарок. Вернее, так: она дала ему шанс. И он его не упустил.