Постепенно мы скопились на кухне, Коля достал откуда-то бутылочку, и уже через полчаса воспылал идеей нарисовать портрет Валентины анфас. Сама же Валентина желала быть изображенной только в профиль. Я подбрасывал хворост в пылающий костер спора об искусстве портрета Валентины, и периодически утверждал, что вполоборота – лучший ракурс. После кофе братец размяк, и заявил, что Валентина лучше всего смотрится в натуре.
"И со скалкой в руках", – добавила Валентина.
Братец мой – человек, несомненно, выдающийся. Он имел обыкновение падать как снег на голову, и медленно таять прямо на глазах. Вот и теперь он заявил, что не желает обременять нашу семейную жизнь своей персоной, а посему, убедившись, что все в порядке, отправляется в стратопорт и улетает в Сан-Франциско, где его ждет некто Джудит.
– Никаких Джудитов! – сказал я как можно более строго.
– Это, между прочим, особа женского пола, – заявил брат.
– Не имеет значения. Какие могут быть Джудиты в одиннадцать часов ночи? И потом, ты слегка навеселе – тебя в стратоплан не пустят.
– Меня? – изумился Коля. – А как они это сделают?
– А я говорю: ты ночуешь здесь, и прямо с утра летишь в Саратов. Предстанешь перед мамой, она убедится, что ты здоров физически и умственно, а потом лети к своей Джудите. Она ведь не мать?
– А я не знаю… Я знаю, что она художник.
– Вот когда узнаешь, тогда и полетишь!
– Представляешь, он меня так с самого детства терроризирует, – пожаловался Коля Валентине. – Он и тебе все лучшие годы испортит.
Валентине мой брат явно понравился. Она одарила его одной из самых роскошных своих улыбок и сказала:
– Правда, Коля, ну куда сейчас, на ночь глядя, в Сан-Франциско. Это будет выглядеть очень глупо и неуместно.
– Полагаешь? – братец наморщил лоб. – Но ведь там сейчас полдень, и к вечеру я буду на месте… Ну, хорошо, я остаюсь. Джудит потерпит – она баба спокойная. Изложите культурную программу на вечер.
– Просто посидим, поболтаем. Глеб тебе расскажет о своей работе. Правда, Глеб?
– А как же! – сказал я. – Но сначала пусть доложит, откуда у него сведения о моем вступлении в брак.
– Да что тут рассказывать. Мне позвонили и сказали: срочно приезжай, Глеб женится. Я – хлоп в обморок, еле откачали. И сразу сюда.
– Кто позвонил?
– Женщина. Или девушка – изображение было нерезкое.
– Интересно.., – сказал я. – Но все это очень странно!
– Это я позвонила, – вмешалась Валентина.
– Ты? – изумился я.
– Я.
– То есть, сведения получены из первых рук, – заметил Коля удовлетворенно.
– Но Валентина, дорогая, откуда ты вообще узнала о его существовании?!
– Странный ты мужик, Глебушка, – сказала она, пожимая плечами. – Неужели ты всерьез можешь думать, что я собралась замуж неизвестно за кого? Я все выяснила про твоих родственников, да и про тебя тоже… Я не только Коле позвонила, но и с твоей мамой познакомилась.
– Да?
– Да.
"Да-а.., – подумал я. – Вот уж да, так да…"
– Ну и правильно, – сказал Коля.
– И что же… Хм… С мамой вы нашли общий язык?
– Да как будто бы. Она сказала, что в ее время такие дела делались иначе, но, в конце концов, с тобой жить мне, а не ей. Она рассчитывает увидеть нас в самое ближайшее время.
– Знаешь, Валентина, кажется, я тебя недооценил. Прав Петр Янович, трижды прав!
– Ну, положим, у тебя еще будет достаточно времени меня переоценить, – заметила Валентина. – Между прочим, линия доставки сегодня барахлила, пришлось идти за продуктами. Ты завтра разберись с ними – что это за глупости, в самом деле.
– Обязательно разберусь, – пообещал я. – Но ты бы могла и сама им позвонить.
– Это мужское дело, – отрезала она. – Я же тебя не заставляю ужин готовить. Не то, чтобы мне трудно, просто дело принципа.
Линией доставки я пользовался только для добывания горячительных напитков и кофе. Обедал и ужинал – где придется. Теперь, похоже, мне предстояло расстаться со многими вредными привычками. Жизнь круто меняла курс. Меня неумолимо влекло в семейную гавань. Похоже, молодость кончилась, наступила пора зрелости, а вот созреть толком я не успел. Я знал, конечно, теоретически, что любовь приобретают, теряя свободу, но не предполагал, что это произойдет так стремительно и неотвратимо. И что петля любви так быстро и плотно ляжет на мою шею…
Я, кажется, взгрустнул, и Коля это заметил.
– Ну, а как у тебя на трудовой стезе? Ты ведь, помню, в Паскали метил. Я даже удивился, что ты в этот ГУК попал. Что, думаю, за ГУК такой… Спросил – мне говорят: это те идиоты, которые между астероидами летают. Ну, я тогда был крайне юн, романтика везде мерещилась…
– Ты и сейчас не очень возмужал, – заметил я сварливо. – А дела – дела идут. Работаем… Под непосредственным руководством папы Сюняева.
– Сюняева? – изумился Коля. – А чей он папа?
– Да вот, Валентинин папа.
– Так ты Сюняева? – еще больше изумился он. – И что, тот самый Сюняев?
– А чем он знаменит? – спросила Валентина. – Может и не тот вовсе.
– Ну, который ловит всех… В космосе разных бандитов отлавливает.
– Тот, – сказал я. – А ты-то его откуда знаешь?
– Так его все знают.
– А Гирю знают в твоих кругах?
– Нет… Какую гирю?.. Нет, гирю не знают.