Кесарево сечение

Пять недель спустя я передал все свои полномочия вновь назначенному комиссару зоны Юпитера, которому предстояло еще месяц туда добираться. Он иронически прошелся на тот счет, что сама зона стоит на месте, а мы возим полномочия туда-сюда. Я осторожно его поправил, указав, что Зона тоже болтается вместе с Юпитером, хотя, разумеется, и не в таком темпе, как это делаем мы со своими полномочиями. Пока он сопоставлял эти странные перемещения, я исчез.

Возник я вновь уже в стратоплане и сошел с околоземной орбиты вместе с членами освободившегося экипажа "Челленджера", летевшего спецрейсом в Караганду для послеполетной реабилитации. Пока рассаживались и отчаливали, я умудрился заснуть, но меня разбудила стюардесса и вручила красивый букет роз. Я протер глаза и поинтересовался, где же тогда оркестр? Девушка весьма любезно мне объяснила, что бортовой оркестр перечень их сервиса не предусматривает, но в Караганде один весьма приятный и любезный молодой человек попросил ее передать этот букет, сказав что он мне очень нужен. Она не решилась отказать, поскольку молодой человек заявил, что дело идет буквально о жизни и смерти.

"Приятный и любезный?", – переспросил я.

"Да, именно приятный, и очень любезный", – подтвердила девушка.

"И он, вероятно, испросил код вашего видеофона?"

"Нет, он заранее поблагодарил, и даже поцеловал ручку".

"А если бы он попросил, вы бы его дали?", – нахально поинтересовался я.

"Возможно. Немножко поломалась бы, и, вероятно, дала", – сказала мне девушка тоном, каким мамы объясняют своим чадам, что прежде чем пописать, нужно снять штанишки.

Все стало понятно. Конечно же, это был Вася! И я даже понял, для чего мне понадобится букет. Но решил таки удостовериться окончательно, и спросил:

"Юноша был такой невзрачный и белобрысый?"

"Ну что вы, – девушка возмущенно закатила глаза. – Это был очень импозантный и элегантный блондин. Он страшно спешил и был очень огорчен тем, что не может вручить букет лично".

"Скажите, а вот мне вы могли бы дать свой код в аналогичной ситуации?"

Девушка посмотрела на меня оценивающе, как будто я был курточкой на манекене, разгладила на мне взглядом какие-то лишние складки, с сомнением покачала головой, и сказала:

"Пожалуй, нет. Вы слишком навязчивы".

После этого я отбросил всякие сомнения прочь.

Прямо из стратопорта я вместе с букетом ринулся домой. Звонок почему-то не работал. Я сразу вспотел, вообразив невесть что. Но потом вдуг понял, что он и не должен работать! И тихонько постучал. Дверь открыла Валентина – опять красивая и стройная. Букет я держал веником, и она тотчас его отобрала с возгласом: "ах, какие милые розочки! – вот уж не ожидала от тебя". Разумеется, я ее обнял, расцеловал и спросил, как она себя чувствует. Но, каюсь, все время прислушивался. Я просто физически ощущал, что кроме нас двоих в доме присутствует еще кто-то… И меня тянуло к нему, как магнитом.

Валентина все поняла.

– Есть хочешь? – спросила она улыбаясь.

– Да… То есть, не очень… А где они? – спросил я почему то сдавленным шепотом.

– Там, – она махнула рукой в сторону спальни. – Спят.

– А посмотреть можно?

– Конечно можно, – Валентина хмыкнула. – Ты ведь отец – имеешь полное право.

И тут из спальни раздался истошный вопль. Я дернулся, круто развернулся и ринулся туда. Удивительно, но пока я проламывал воздух, в моей голове успели даже мелькнуть какие-то мысли. Примерно такие: "Орет – значит живой! А живой – значит чего-то хочет. Значит надо что-то сделать…"

Они лежали рядышком – два маленьких свертка. И трудно даже было понять, кто из них горланит. Я стоял и смотрел. Это были мои дети. Плоть и кровь. Мое продолжение в будущее.

Странное это было ощущение…

Я вдруг подумал, что сейчас они маленькие, беспомощные и несмышленые. Потом начнут подрастать, и воспроизведут в себе какую-то часть меня. Если, конечно, мне удастся ее передать. Но когда-то они вырастут, и у них начнется своя жизнь. И я перестану быть им необходимым. Наверное, это будет грустно. Но, такова жизнь… А сейчас они хотят чего-то, что сами делать не умеют. Хотят, потому что живые. А живые всегда чего-то хотят. И слава богу, что они это умеют… Значит я им нужен. То есть я отчетливо нужен в этом мире кому-то, кроме себя самого. И это – здорово! Бессмертие мне обеспечено.

Валентина подошла, обняла меня рукой за талию и прижалась щекой к предплечью. Потом пожаловалась:

– Орет конечно же мальчишка – он все время орет, чуть что ему не так. Весь в деда… Ну, что ты встал столбом, возьми его на руки!

Я взял в руки маленький сверток. Личико ребенка было красное и сморщенное. Он как-то вкривь открывал беззубый рот и издавал визгливые звуки. Я его слегка покачал, он сразу замолк, открыл глаза и уставился на меня.

– Ну, чего орешь? – сказал я весело. – Не видишь, отец приехал. Теперь у нас все будет в полном порядке!

Он сморщился, снова открыл рот, и вдруг чихнул.

– В порядке, – проворчала Валентина. – Носик у него забит.