Когда он закончил, она сказала:
— Это трогательно, да, это трогательно…
Эркюль Пуаро кивнул:
— Да. Это сказка Аркадии, не так ли? Что вы можете рассказать мне, мадам, об этой девушке?
Катерина Самушенко вздохнула:
— У меня была горничная, Хуанита. Она была хорошенькая, да… веселая, светлая душа. С ней случилось то, что так часто происходит с теми, кому благоволят боги. Она умерла молодой.
Это были слова самого Пуаро — последние слова — окончательные слова… Теперь он опять их услышал — и все-таки упорствовал:
— Она умерла?
— Да, она умерла.
Эркюль Пуаро минуту помолчал, потом сказал:
— Мне не совсем понятен один момент. Я спросил у сэра Джорджа Сандерфилда об этой вашей горничной, и он, казалось, испугался. Почему это?
На лице балерины промелькнуло выражение отвращения.
— Вы просто сказали ему, что речь идет о моей горничной. Он думал, что вы имеете в виду Марию, ту девушку, которая появилась у меня после ухода Хуаниты. Она пыталась его шантажировать — по-моему, что-то узнала о нем. Она была мерзкой девицей, любопытной, вечно читала чужие письма и шарила в запертых ящиках.
— Это все объясняет, — пробормотал Пуаро.
Он минуту помолчал, потом продолжил, также настойчиво:
— Фамилия Хуаниты была Валетта, и она умерла после операции аппендицита в Пизе. Правильно?
Он отметил колебание Катерины, почти незаметное, но тем не менее она чуть помедлила, потом кивнула:
— Да, это правда…
Пуаро задумчиво произнес:
— И все же… есть одна мелочь… ее родные называли ее не Хуанитой, а Бьянкой.
Самушенко пожала худыми плечами:
— Бьянка, Хуанита… разве это имеет значение? Полагаю, ее настоящее имя было Бьянка, но она считала, что имя Хуанита более романтично, и поэтому предпочитала называться этим именем.
— А, вы так думаете? — Пуаро помолчал, а потом, уже другим голосом, сказал: — У меня есть другое объяснение.
— Какое?
Сыщик подался вперед и сказал:
— У той девушки, которую видел Тед Уильямсон, были волосы, которые он назвал похожими на золотые крылья.
Он придвинулся еще ближе. Его палец коснулся двух упругих волн волос Катерины.
— Золотые крылья, золотые рожки… Все зависит от того, как на них смотреть, видит ли человек в вас дьявола или ангела! Вы можете быть и тем, и другим. Или, может быть, это всего лишь золотые рожки раненой лани?
Пуаро тем временем продолжил:
— Все время описание Теда Уильямсона меня беспокоило — оно мне что-то напоминало, и это воспоминание было о вас, о вашем танце в лесу на сверкающих бронзовых ножках. Сказать вам, что думаю я, мадемуазель? Я думаю, что была одна неделя, когда у вас не было горничной, когда вы поехали в «Грасслон» одна, потому что Бьянка Валетта вернулась в Италию и вы еще не наняли новую горничную. Вы уже чувствовали ту болезнь, которая с тех пор овладела вами, и однажды остались дома, когда остальные отправились на целый день на реку. В дверь позвонили, вы пошли открывать и увидели… Сказать вам, что вы увидели? — Вы увидели молодого человека, простодушного, как ребенок, и красивого, как бог! И вы придумали для него девушку — не
Последовала длинная пауза. Потом Катерина сказала тихим, хриплым голосом:
— По крайней мере, в одном я вас не обманула. Я поведала вам правильный конец этой истории. Нита умрет молодой.
— О нет! — Эркюль Пуаро ударил ладонью по столу. Внезапно он преобразился — стал прозаичным, земным, практичным. — В этом нет никакой необходимости!
Она покачала головой — грустно, безнадежно…
— Какая жизнь меня ждет?
— Не на сцене, разумеется! Но подумайте, есть и другая жизнь. Ну же, мадемуазель, будьте честной: ваш отец действительно был великим князем или, скажем, генералом?
Она неожиданно рассмеялась:
— Он водил грузовик в Ленинграде.
— Превосходно! Тогда почему бы вам не стать женой механика из гаража в деревне? И не родить детей, красивых, как боги, и, может быть, с вашими ножками, которые будут танцевать так же, как когда-то танцевали вы?
Катерина ахнула:
— Но это фантастическая идея!
— Тем не менее, — сказал Эркюль Пуаро с огромным удовлетворением, — я думаю, что она станет реальностью.