Читаем Керенский полностью

В Петрограде остро не хватало продовольствия. Еще весной в городе была введена карточная система на хлеб и важнейшие продукты питания. К осени норма выдачи хлеба сократилась с полутора фунтов до четверти фунта на человека. Привычным явлением стали "хвосты" у продовольственных, табачных, мануфактурных лавок. Уже цитировавшийся журналист-американец вспоминал: "Возвращаясь домой с митинга, затянувшегося на всю ночь, я видел, как перед дверями магазина еще до рассвета начал образовываться "хвост", главным образом из женщин; многие из них держали на руках грудных детей…" [376]Нехватка товаров первой необходимости провоцировала самочинные обыски и погромы продовольственных лавок. Российский горожанин ускоренными темпами дичал и подсознательно был готов к худшему.

Цены росли как на дрожжах, а заработная плата даже не пыталась за ними угнаться. К осени 1917 года рубль обесценился до 7—10 копеек от довоенного уровня. Безудержная инфляция спровоцировала нехватку денежных знаков. Еще весной в оборот были пущены "думки" — купюры достоинством в 250 и тысячу рублей. За изображение Таврического дворца с его круглым куполом тысячерублевки в народе прозвали "синагогами", а купюры в 250 рублей получили прозвище "галки" из-за помещенного на них двуглавого орла без корон.

В сентябре появились бумажные деньги нового образца номиналом в 20 и 40 рублей. Их сразу стали называть "керенками" в честь главы Временного правительства. Они были непривычно маленькие — чуть больше этикетки от спичечного коробка. Печатались новые купюры упрощенным способом и выпускались целыми листами: нужное количество надо было вырезать ножницами.

Выполнены "керенки" были в одну краску и не имели никаких средств защиты. По этой причине подделывали их все кому не лень. "Вот как это делалось: когда пекли хлеб, растапливали печь особенно жарко и в тесто клали пакет "керенок", приготовленный таким образом, что каждая "керенка" находилась между двумя белыми листками бумаги той же толщины и размера. Когда хлеб был испечен, то и новые "керенки" были готовы, так как настоящие от жары линяли и отпечатывались с обеих сторон на белые листы". [377]

Еще одним проявлением нараставшей анархии стал разгул уголовной преступности. Грабители не стеснялись нападать на прохожих среди бела дня. Бесчинства уголовников породили у обывателя страх, выливавшийся в крайнюю агрессивность. Один из современников вспоминал об этом: "Нередко я видел трясущуюся фигуру какого-нибудь воришки, с бледным лицом, в разорванной в клочья одежде, с кровью на разбитом лице, а вокруг — люди, со звериной злобой стремящиеся нанести еще удар. Пять, десять минут толпа неистовствует и топчется на месте. Затем, тяжело дыша и не глядя друг на друга, люди возвращаются на свои места, и трамвай, позванивая, продолжает свой путь. Если кто-нибудь решался оглянуться, то видел посреди улицы кровавую массу, которая уже ничем не напоминала человеческое существо". [378]Бессудные расправы над преступниками, первоначально воспринимавшиеся как самозащита, постепенно похоронили саму идею закона. В условиях формальной свободы и демократии общество начинало жить по звериным правилам.

Повторим: в ощущениях обывателя преобладал страх. Страх перед голодом, страх лишиться крыши над головой, страх перед преступниками и защитниками революции (различия между ними чаще всего были несущественными). Страх имел двоякие последствия. Для кого-то это были апатия и стремление спрятаться от окружающего мира. Именно апатия, порожденная страхом, стала причиной равнодушия к политическим переменам и массового уклонения от участия в выборах. Однако и резкий всплеск агрессивности тоже был порождением страха. Страх перед грядущим голодом вызвал самочинные обыски и продовольственные погромы, страх перед преступностью вызвал к жизни самосуды. Это была яркая особенность революции — любое массовое действие мгновенно обретало агрессивный характер.

Весна и начало лета 1917 года были "эпохой надежд". Осенью на смену надеждам пришли отчаяние и ощущение тоскливой безнадежности. "Эпоха надежд" имела свое персональное выражение, свой живой символ. По мере того как надежды таяли, стремительно падал и авторитет Керенского. В предыдущие месяцы даже сатирические журналы, вроде "Нового Сатирикона", язвительно обсмеивавшие всех министров, не трогали только Керенского. Осенью недавний кумир стал объектом самых грубых и язвительных насмешек. С каким-то злорадным удовольствием недавние восторженные почитатели Керенского передавали из уст в уста злобные стишки:

Правит с бритою рожеюРоссией растеряннойНе помазанник Божий,А присяжный поверенный.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии