Керченское сражение. От Крыма до Рима

…В начале кампании султан приказал послать, по­сле неудачи в Керченском проливе, десант на Южный берег Крыма. Сосредоточив войска и корабли в Синопе, отряд кораблей с десантом, под командой капудана Абаз-паши, двинулся на север. Абаз-паша намеревался высадить войска в знакомых ему местах, в порту Ялта. На подходе к берегам, едва показалась вершина Ай-Пе-три, разыгрался шторм, отряд разбросало темной но­чью в разные стороны. Два дня собирал капудан своих подопечных. Ночью послал на разведку к Алуште кон-чебас, небольшой одномачтовый парусник. Разведчик вернулся следующей ночью.

— В Ялте и Алуште войска русских, кругом дозо­ры. Так сказывали верные лазутчики из местных та­тар, — доложил пожилой усатый капитан.

Абаз-паша все-таки попытался выполнить волю султана. Ночью приблизился к знакомой бухточке, У подножья Аю-Дага, послал вперед трехмачтовую ше­беку, остальные суда легли в дрейф. Прошел час-дру­гой, и на лунной дорожке показалась тень от возвра­щавшейся шебеки.

— Возле мыса стоит на якоре большой русский Фрегат. Думается, он не одинок. У Ялты тоже маячат подозрительные огни…

Абаз-паша выругался, и утром паруса турецких су­дов скрылись за горизонтом. В эту кампанию турки уже не пытались оказывать помощь крымским татарам в Крыму. Ставленник султана, крымский хан Селим-Гирей, бежал в Константинополь. Ощутимые потери на суше, в сражениях с армией Румянцева, и на море, при Чесме, появление в водах Черного моря Азовской флотилии вынудили турок пойти осенью 1771 года на перемирие.

Воспользовавшись передышкой, Сенявин все вни­мание сосредоточил на строительстве новых кораблей и подготовке экипажей.

Весной, в половодье, нерадивый командир посадил на мель в верховьях Дона четыре транспорта с разными припасами и вооружением. Кто поправит дело, сомне­ний у Сенявина не вызывало.

— Собирайся без промедления, бери мою бричку, поезжай к Черкасску, — наставлял флагман Федора Ушакова, — наиглавное, спасай припасы, сколь воз­можно. Нерасторопный командир и без того скудные наши довольствия на дно отправил. Нынче вода на спад пошла, глядишь, в подмогу тебе, авось выдюжишь. От­правляйся с Богом.

Ушаков действовал не на авось, а по своей природ­ной сметке и трезвому расчету капитана бывалого, мор­ского «волка», как теперь о нем отзывались сослужив­цы. Мало того что ему удалось поднять и выгрузить на берег почти все припасы, высушить их и отправить в Таганрог. Так он сумел организовать работу, чтобы стянуть полузатонувшие суда с мели, залатать пробои­ны, откачать воду и отправить их к Азову. Правда, на эту канитель потратил Ушаков около двух месяцев, но был вознагражден похвалой Сенявина при возвра­щении. Прилюдно в собрании офицеров флагман отме­тил весьма умелые действия Ушакова, способность сплотить матросов и мастеровых для успеха дела. Объ­явив благодарность, Сенявин неожиданно закончил:

— Определяю тебя командиром бота палубного «Курьер», о четырнадцати пушках. Принимай судно военное по всей строгости. Пойдешь через неделю в Кафу, станешь сопровождать знакомый тебе фрегат «Первый».

«Наконец-то», — ликовал в душе Ушаков, слушая адмирала. Теперь он капитан военного судна. Пускай экипаж небольшой, четыре-пять десятков матросов. Но теперь он, командир, в ответе и за дело, ему пору­ченное, и за людей, ему подвластных.

— До Еникале путь-дорожка тебе знакома, а далее осматривайся, — продолжал Сенявин, — мели да кам­ни кругом. В Кафе отлаживай экипаж, турки-то нынче в замирении с нами, а татары колобродят, всюду рыс­кают, не без подмоги турецкой. Держи ухо востро.

Из Таганрогской бухты «Курьер» снялся с якоря и вышел из залива головным. Капитан-лейтенант Ио­сиф Кузьмищев только что оправился после болезни, едва держался на ногах.

— Ты, Федор, покрепче меня да и службу правишь не хуже моего. Прошу тебя по дружбе, следуй головным, твой глаз зорче моего зрит. Чуть что не так, сигналь, пушкой дай знать на крутой случай. Я за тобой в киль­ватер последую. Видать, мне сию кампанию плавать в последний раз.

За Бердянской косой задул свежий ветер с юга, со стороны Тамани, к вечеру развело волну.

— Держать на румбе вест-зюйд-вест! — скомандо­вал Ушаков рулевому у штурвала и кивнул сигнально­му матросу поднять сигнал: «Ворочаю на румб вест-зюйд-вест!»

Оглянувшись по корме, Ушаков вскинул на всякий случай подзорную трубу: слава Богу, на «Первом» за­метили сигнал, забегали матросы, репетуя команду с «Курьера».

Ушаков перевел взгляд направо. В вечерней дымке на горизонте высилась макушка горы у мыса Казан-тип.

Когда совсем смеркалось, подошли к Еникальскому рейду. Ушаков решил не испытывать в первый раз судьбу.

— Лево на борт! Якорь к отдаче изготовить!

Кивнул сигнальщику:

— Передать на «Первый»! «Становлюсь на якорь!»

С рассветом, когда экипаж позавтракал, снялись с якоря и направились на запад, к Керченскому проли­ву. На траверзе Керчи подвернули вправо, благо ров­ный бриз с остывших за ночь крымских берегов втугую растянул паруса.