Кентерберийские рассказы

Паломничества в ту пору, как правило, имели своей отправной точкой Лондон, куда со всей Англии стекались люди, желавшие принять в них участие. У Чосера же вся компания собирается в Соуерке (Southwark), который тогда находился за городом, а само соревнование рассказчиков начинается, когда они достигают ручья, носившего имя Уотеринг оф Сейнт Томас (Watering of Saint Thomas) в нескольких милях от Лондона. Как указали ученые, оба этих места имели крайне дурную репутацию. В Соуерке находились дешевые харчевни сомнительного толка и публичные дома, а рядом с ручьем обычно казнили преступников, выставляя тела повешенных на всеобщее обозрение.1833 Да и вообще пригороды в Англии считались тогда очень опасными, как мы теперь сказали бы, криминогенными районами, поскольку именно там обитали так называемые подонки общества, воры, разбойники и проститутки, так что порядочные и законопослушные граждане, какими и были персонажи «Кентерберийских рассказов», всячески старались избегать их.

Тем не менее, веселая компания как будто нарочно выбирает именно их. Во время дальнейшего путешествия поэт очень редко упоминает города, которые паломники видят как бы издалека. Так, например, в «Прологе Мажордома» Трактирщик восклицает:

Смотри, уж Детфорд близко — полпути
До Гринвича осталось нам пройти.

Или много позже в «Прологе Монаха»:

Рочестер скоро, вон за тем холмом.

Даже и таких топографических деталей в тексте книги крайне мало. Да и дороги, которыми едет компания, тоже как будто бы лежат вдали от главных магистралей. Но как раз здесь на путников нападали вовсе не отличавшиеся благородством Робина Гуда разбойники, которых тогда было очень много в Англии. Недаром же у большинства чосеровских паломников мужского пола, даже у священнослужителей, есть холодное оружие.

Иными словами, паломники в «Кентерберийских рассказах» едут какими-то необычными, кривыми дорогами. Лежащее на поверхности объяснение этой кривизны состоит в том, что Чосер, не сумевший закончить книгу, просто не успел внести в нее дополнительную редактуру, которая бы устранила подобную кривизну. Такого объяснения явно мало. Здесь, очевидно, скрыт замысел автора.

В «Мертвых душах» Чичиков тоже едет какими-то странными, кривыми дорогами. Но именно такого рода путешествие также отвечало намерениям Гоголя. Вот что пишет по этому поводу А. Белый: «Соедините боковые подъезды тройки с боковым ходом Чичикова и дорожными неудачами (не туда попал), и вы удивитесь цельности приема: ехал в Заманиловку, попал — в Маниловку; ехал к Собакевичу, попал к Коробочке; от Коробочки — к Собакевичу вновь не попал, а к трактиру и к Ноздреву; от Ноздрева сцепился с экипажем губернаторской дочки, из-за которой позднее поднялся скандал (де хотел увезти); бричка ломается, когда надо на ней улепетывать; та ж околесина во втором томе: ехал к Кошкареву, попал — к Петуху, и т.д.».1834

Раскрыть замысел обоих писателей можно, лишь разобравшись в пространственной динамике повествования, соединившей горизонтальные и вертикальные векторы движения.

В Средние века жизнь человека обычно представляли себе как краткое, исполненное горестей земное странствие, ведущее в вечность, которую часто изображали в виде небесного Иерусалима. Этот восходящий к Библии образ земного пути каждый тогда знал с детства — вспомним, например, слова апостола Павла: «Все сии… говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле» (Евреям, 11:13) или «Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евреям, 13:14). Прекрасно знал его и Чосер, не раз пользовавшийся им. Так, в «Рассказе Рыцаря» Эгей говорит, утешая сына:

Что этот мир, как не долина тьмы,
Где, словно странники, блуждаем мы?

А в «Прологе Священника» мы читаем:

Но выслушай смиренный мой рассказ —
В нем с Божьей помощью хочу я вас
Провесть по ступеням того пути,
Которым в град небесный привести
Господь сулит нам.

В подлиннике же этот град назван прямо по имени — небесный Иерусалим (Jerusalem celestial). Знаменательно, что последняя проповедь уже предчувствовавшего близкую смерть Томаса Беккета, к мощам которого и едут паломники, как раз и толковала вышеприведенную цитату из послания апостола Павла о поисках будущего града.1835

Небесный Иерусалим как духовная цель паломничества и определяет собой вертикаль повествования Чосера. О пути в этот «город золотой» подробно говорит Священник в последнем из рассказов книги, написанном в форме трактата о покаянии: