Кэннон (ЛП)

— Ответ отрицательный, — говорю я, загоняя машину на стоянку закусочной. — Кроме того, если бы они это сделали, ты была бы только разочарована.

Эдди фыркает, но выходит вслед за мной из машины, распахивая дверцу со стороны пассажира прежде, чем я успеваю потянуть за ручку.

— Ты могла бы подождать две секунды, и я бы открыл её для тебя, — говорю я ей.

Она фыркает, закрывая за собой дверь:

— Потому что я не могу сама открыть дверь машины?

— Ты так и не научилась хорошим манерам за последние пять лет, не так ли? — спрашиваю я. Она прислоняется спиной к машине, а я стою перед ней, не давая ей пошевелиться. Я так близко к ней, что мы почти касаемся друг друга. Эдди поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, её солнцезащитные очки скрывают глаза, и тот факт, что они у неё на лице, раздражает меня безмерно. Я протягиваю руку и сдвигаю их ей на макушку, чтобы посмотреть на неё.

Эдди фыркает, как будто я её раздражаю, за исключением того, что её зрачки увеличены, а глаза широко раскрыты, когда она смотрит на меня, её губы приоткрываются, когда она резко вдыхает. Этот звук возбуждает меня. Мой член упирается в молнию моих джинсов, и я думаю о том, как бы просунуть руки под её соблазнительную попку, прижать её к капоту машины и трахнуть прямо здесь и сейчас.

Что, чёрт возьми, со мной не так?

Двадцать чёртовых минут с ней и я не могу ясно мыслить. Это определённо не та семнадцатилетняя девушка, которую я оставил в Нэшвилле. Эта Эддисон совсем взрослая. Должно быть, что-то серьёзно не так с тем фактом, что трахнуть её — это всё, о чём я могу думать.

— Ты из тех, кто говорит о хороших манерах, — отвечает она дрожащим голосом. — Командуешь мной, как будто я какой-то служащий.

— Я даже не начинал приказывать тебе, сладкие щёчки, — говорю я. Я прочищаю горло, пытаясь скрыть возбуждение, которое сквозит в моём тоне, но подтекст в словах ясен как божий день. Дело в том, что я не хотел этой грёбаной работы, но после трёх месяцев попыток устроиться в офис после увольнения из армии мне чертовски не повезло. Очевидно, я плохо приспосабливался к корпоративной среде. Теперь, когда я увидел Эдди лично, я не уверен, что это был лучший план на свете. Бесконечно синие шары — не моё представление о хорошем времяпрепровождении.

Щёки Эдди розовеют, но я не могу сказать, потому ли это, что она смущена или возбуждена. В любом случае, я чувствую самодовольство, когда вижу её реакцию.

— Я бы с удовольствием посмотрела, как ты попытаешься, — произносит она.

— Это вызов? — спрашиваю я. То, как её губы слегка приоткрываются в ответ, заставляет меня думать, что это чертовски верно, и я должен сказать себе отойти от неё, прежде чем действительно сделаю что-то, о чём пожалею. Я даже представить себе не могу, как взорвалась бы голова полковника, если бы я хотя бы пальцем дотронулся до Эдди.

«Конечно, это могло бы стать ещё большим стимулом вести себя неподобающим образом со сводной сестрой, которую я не видел пять лет» — думаю я, следуя за ней в закусочную и наблюдая, как покачиваются её бёдра, когда она дефилирует на этих каблуках.

Глава 3

Эдди

Семь лет назад

— У него проблемы, — говорит моя мама, нанося ещё один слой туши на ресницы. Она полусогнулась над туалетным столиком в своей комнате, одетая в платье с вырезом пониже спины, едва прикрывающее зад, кричащее и больше подходящее двадцатилетней девушке, чем ей. Иногда я думаю, что мой взлёт к славе просто дал ей повод вновь пережить свою молодость. Это стало вдвойне правдой с тех пор, как она познакомилась с полковником.

По крайней мере, полковник в какой-то степени ответственен, лучше, чем доноры спермы, которые стали родителями моей сестры и меня. «Отец» — вряд ли подходящее слово. Они не общались с нами с тех пор, как совершили это дело и бросили мою мать. С полковником, возможно, всё будет в порядке. Он жёсткий, как доска, и почти не улыбается. И он заставляет всех называть его полковником, хотя он больше не служит в армии. Так что это причины его не любить.

С другой стороны, он действительно занимает время моей матери, отвлекает её от микроуправления моей жизнью и карьерой. Так что это определённо причина любить его.

Но мы с мамой говорим не о полковнике. Мы обсуждаем сына полковника, Хендрикса, который весь в татуировках, злой и самый великолепный парень, которого я когда-либо видела.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что у него проблемы?

Моя мама пристально смотрит на меня, и на секунду я боюсь, что она может прочитать мои мысли, что она может увидеть совершенно неуместные помыслы, которые у меня были о Хендриксе, что она каким-то образом может почувствовать прилив сил, который я испытываю, когда слышу его имя. Я стараюсь говорить непринуждённо, беспечно, когда спрашиваю о нём, стараюсь ничем не выдать своего любопытства.

Моя мать пренебрежительно машет рукой и вздыхает: