— Вашей милости, — предложил добродушный священник, — лучше бы удалиться в свои покои и попытаться хоть ненадолго заснуть. Доктор оставил вам успокаивающее лекарство, а наш великий врачеватель повелел нам пользоваться земными средствами, дабы мы могли укрепиться и с твердостью переносить испытания, которые он нам ниспошлет.
— Верно, верно, старый дружище, — сказал сэр Хью, — и мы перенесем наши испытания мужественно. Что мы утратили — только женщину. Взгляни, Тресилиан, — тут он вынул спрятанную на груди длинную прядь шелковистых волос, — взгляни на этот локон! Говорю тебе, Эдмунд, что в ту самую ночь, когда она исчезла, она, как обычно, пришла пожелать мне доброй ночи, и обняла меня, и была как-то особенно нежна со мною. А я, старый осел, все держал ее за этот локон, пока она не взяла ножницы и не отрезала его, и он остался у меня в руке. И это все, что мне осталось от нее навеки!
Тресилиан не в силах был ответить, хорошо понимая, какие противоречивые чувства бушевали в груди несчастной беглянки в тот злополучный миг. Священник собирался было заговорить, но сэр Хью прервал его.
— Я знаю, что вы хотите сказать, господин священник. Но в конце концов ведь это лишь прядь женских волос, а из-за женщины в безгрешный мир пришли позор, грех и смерть. Наш ученый мистер Мамблейзен тоже может сказать вам разные мудрые слова о ничтожестве женщин.
— C'est l'homme, — сказал мистер Мамблейзен, — qui se bast, et qui conseille. note 58
— Верно, — подхватил сэр Хью, — и поэтому будем держать себя как люди, обладающие мужеством и мудростью. Тресилиан, добро пожаловать, как будто ты привез лучшие вести. Но мы уже долго говорим, что-то в горле пересохло. Эми, налей кубок вина Эдмунду, а другой для меня.
Затем, внезапно вспомнив, что он обращается к той, кто не может его слышать, он покачал головой и сказал священнику:
— Это горе для моего поврежденного разума то же, что церковь в Лидкоте для нашего парка. Мы можем ненадолго заблудиться среди чащи кустарников, но с конца каждой аллеи мы всегда видим старую серую колокольню и могилы моих предков. Хотел бы и я завтра же отправиться в этот путь!
Трееилиан и священник стали вдвоем настаивать, чтобы измученный донельзя старик удалился на покой, и наконец им это удалось. Тресилиан оставался у его изголовья, пока не увидел, что сон наконец смежил старику глаза, и тогда он вернулся, чтобы посоветоваться со священником, какие шаги следует предпринять в таких печальных обстоятельствах.
Они не могли не допустить на это совещание мистера Майкла Мамблейзена. И они пригласили его тем более охотно, что, помимо надежд, возлагаемых ими на его проницательный ум, они знали его как великого друга молчаливости, и не приходилось и сомневаться в том, что он сохранит тайну. Это был старый холостяк из хорошей семьи, но со скромными средствами, и он находился в отдаленном родстве с семейством Робсартов. В силу этого он и удостаивал замок Лидкот своим пребыванием уже в течение последних двадцати лет. Его общество было приятно сэру Хью главным образом потому, что Мамблейзен обладал большими знаниями, и хотя они относились лишь к геральдике и генеалогии, вместе с кое-какими отрывочными сведениями по истории, это было именно то, что могло пленить старого рыцаря. Удобно было также, что у него был друг, к которому всегда можно было обратиться, когда его собственная память, и притом довольно часто, изменяла ему, подводя его в смысле всяческих имен и дат. Во всех подобных случаях мистер Майкл Мамблейзен всегда с должной краткостью и скромностью приходил на помощь. И действительно, в делах, касавшихся современной жизни, он нередко помогал советом, которому стоило последовать, хотя этот совет и бывал иной раз выражен в форме туманного изречения, заимствованного из области геральдики. Как говаривал Уил Бэджер, он уже вспугивал дичь, покуда другие еще путались в кустах.
— Тяжелое время пережили мы тут с добрым рыцарем, — начал священник. — Я не испытывал таких страданий с той поры, как был оторван от своего возлюбленного стада и вынужден был предать его на растерзание римским волкам.
— Это было в Tertio Mariae, note 59 — вставил мистер Мамблейзен.
— Во имя неба, — продолжал священник, — скажите, провели ли вы свое время более плодотворно, чем мы? Удалось ли вам хоть что-то узнать о несчастной девице, столько лет бывшей величайшей Радостью этого ныне погруженного в уныние дома, а теперь ставшей нашим глубочайшим несчастьем? Не обнаружили ли вы по крайней мере ее местопребывание?
— Да, — сказал Тресилиан. — Известна вам деревня Камнор, близ Оксфорда?
— Конечно, — ответил священник. — Это было убежище монахов из Эбингдона.
— Коих герб, — добавил мистер Майкл, — я видел над камином в передней. Это митра с крестом между четырьмя стрижами.
— Там она и живет, — продолжал Тресилиан, — эта несчастная девушка, у негодяя Варни. Если бы не одно нелепое обстоятельство, мой меч обрушил бы месть за все наши обиды и за ее горе на его ничтожную голову.