Кенилворт

Древний замок Лидкот-холл был расположен близ деревушки Лидкот и примыкал к дремучему и обширному Эксмурскому лесу, изобиловавшему дичью, где в силу старинных прав, принадлежавших семейству Робсартов, сэр Хью мог свободно предаваться своей любимой забаве — охоте. Старый замок представлял собою низкое, весьма почтенного вида здание. Оно занимало огромное пространство, окруженное глубоким рвом. Подступы к нему и подъемный мост защищались кирпичной восьмиугольной башней, так увитой плющом и другими вьющимися растениями, что трудно было даже понять, из чего она построена. Углы этой башни были увенчаны башенками, причудливо отличавшимися друг от друга по форме и величине. Они поэтому резко отличались от однообразных каменных перечниц, которые используются для этой же цели в современной готической архитектуре. На одной из этих башенок, четырехугольной, были установлены часы. Но сейчас они стояли, и это обстоятельство весьма удивило Тресилиана, ибо добродушный старик рыцарь, среди других своих невинных причуд, всегда очень волновался и беспокоился о том, чтобы узнать точное время. Это весьма свойственно тем, кто, располагая огромным количеством этого блага, чувствует, что оно ложится на них тяжелым грузом. Именно так иной раз видишь лавочников, которые забавляются пересчитыванием своих товаров, когда на них нет никакого спроса. Чтобы попасть во двор старого замка, нужно было пройти под аркой, увенчанной вышеупомянутой башней. Но подъемный мост был опущен, и одна створка окованных железом дверей была как будто ненароком открыта. Тресилиан промчался через мост, въехал во двор и начал громко звать слуг по именам. Сначала ему отвечало только эхо да вой собак из конур, расположенных около здания, внутри рва. Наконец появился старый Уил Бэджер, любимый слуга рыцаря, исполнявший должности его телохранителя и главного ловчего. Узнав Тресилиана, крепкий, закаленный в походах охотник страшно обрадовался.

— Да сохранит вас господь, мистер Эдмунд! — воскликнул он. — Вы ли это живьем во плоти передо мной? Теперь вы сможете помочь сэру Хью, а то у нас — то есть у меня, у священника и у мистера Мамблейзена — ум за разум заходит, чего бы еще такое для него придумать.

— Значит, сэру Хью стало хуже со времени моего отъезда, Уил? — осведомился Тресилиан.

— Здоровье — нет, ему даже получше, — ответил слуга. — Но он вроде как не в себе. Ест и пьет он как обычно, а вот спать не спит, или, вернее, не бодрствует, а всегда вроде как бы в сумерках — ни во сне, ни наяву. Госпожа Суайнфорд думает, что это паралич. А я — нет, нет, сударыня, сказал я, это сердце и только сердце.

— Но разве его ничем нельзя развлечь? — спросил Тресилиан.

— Совсем забыл он о своих забавах, — вздохнул Уил Бэджер. — Ни разу не играл ни в триктрак, ни в гусек, ни разу даже не заглянул с мистером Мамблейзеном в эту большую книгу о земледелии. Я тут как-то даже остановил часы — думал, что, может, он не услышит боя, так хоть опомнится. Вы же знаете, мистер Эдмунд, как он точнехонько следил за временем. Но он даже и словечка не сказал, так я теперь хочу опять завести всю эту музыку. Я еще набрался храбрости, да и наступил на хвост Бангею — вы ведь знаете, как мне досталось бы за это в былые времена. А теперь он обратил на визг бедной дворняги не больше внимания, чем на уханье совы в каминной трубе. Стало быть, я уж тут ничего поделать не могу.

— Ты доскажешь мне все остальное в доме, Уил. А пока отведи этого человека в людскую, и пусть с ним там обращаются повежливее. Он — знаток всяких искусств.

— Искусство белой или черной магии он знает, или что там, — проворчал Уил Бэджер, — но я бы хотел, чтобы он был знатоком такого искусства, которое бы нам помогло. Эй, буфетчик Том, позаботься о знатоке искусств! Да приглядывай за ним, паренек, чтобы он не стащил у тебя ложек, — добавил он шепотом буфетчику, появившемуся в окне первого этажа. — Я знавал ребят с такой же честной рожей, а они были знатоками в подобных делах.

Затем он проводил Тресилиана в гостиную первого этажа и пошел по его просьбе узнать, в каком состоянии находится хозяин дома. Ведь внезапное возвращение любимого друга и предполагаемого зятя могло серьезно взволновать старика. Он сейчас же вернулся и сказал, что сэр Хью дремлет в кресле, но что мистер Мамблейзен уведомит мистера Тресилиана, как только сэр Хью проснется.

— Счастье еще, если он вас узнает, — сказал охотник. — Он ведь забыл даже все собачьи имена в своре. Так с недельку назад мне почудилось, что ему вроде бы получше. «Оседлай мне старого Гнедого, — вдруг говорит он, осушив, как обычно, на ночь свой большой серебряный кубок, — да собери завтра собак у Хейзлхерстского холма». Мы все так обрадовались и утром выехали с ним, и он доехал до засады, как всегда, только ни слова не сказал, окромя как, что ветер с юга и что собаки пойдут по следу. Но, прежде чем спустили псов, он стал озираться кругом, словно вдруг проснулся, да как повернет лошадь и припустит обратно в замок, — а нам хоть что хошь делай, охоться сколько угодно или что там.