Кенелм Чилингли, его приключения и взгляды на жизнь

- Если под природой понимать лишь совокупность происходящих вне нас механических явлений, я возражал бы против применения к ней таких выражений, какие мы употребляем, говоря о женщине: ее смех, ее улыбка и прочее. С таким же основанием можно говорить о смехе и улыбке паровой Машины. Но не будем вдаваться в крайности. Я согласен, что уединенные прогулки в прекрасную погоду, среди меняющегося ландшафта могут доставить некоторое удовольствие. Вы говорите, что у вас сейчас свободное время. Следовательно, можно предположить, что у вас есть какое-нибудь постоянное занятие, которому вы посвящаете то время, когда вы не на отдыхе?

- Да, я не совсем бездельник. Иногда я работаю, хотя и не так прилежно, как следовало бы. "Жизнь серьезна", - говорит поэт. Но, кажется, мы с собакой, достаточно отдохнули, а так как нам предстоит еще долгий путь, я должен проститься с вами.

- Боюсь, - сказал Кенелм серьезным и кротким тоном, к которому он иногда прибегал и который, заметно отличаясь от общепринятой условной вежливости, не был лишен своеобразной привлекательности, - боюсь, что оскорбил вас своим вопросом. Он мог показаться вам любопытством, а может быть, даже бестактностью. Примите мои извинения - я редко встречался с интересными людьми, вы были приятным исключением.

Говоря это, Кенелм протянул путнику руку, которую тот сердечно пожал.

- Я был бы просто грубияном, если бы обиделся на ваш вопрос. И, может быть, это я покажусь вам дерзким, если, как старший, осмелюсь предложить вам совет. Не презирайте природу и не смотрите на нее как на паровую машину: вы найдете в ней весьма приятного и общительного друга, если захотите познакомиться поближе. А для этого, раз вы молоды и сильны, нужно только одно: перекинуть сумку через плечо и сделаться таким же странником, как я.

- Благодарю вас за совет, и, надеюсь, мы еще встретимся и вновь поделимся мыслями о предмете, который вы называете природой, предмете, на который наука и искусство смотрят разными глазами. Если, по мнению художника, природа имеет душу, почему же не иметь ее и паровой машине? Искусство наделяет душой всякий материальный предмет, который оно созерцает, наука превращает все уже одаренное душой в материю. Прощайте, сэр!

Тут Кенелм быстро повернул назад, а путник безмолвно и задумчиво пошел своей дорогой.

ГЛАВА XV

Под сенью старых деревьев, посаженных его далекими предками, Кенелм медленно возвращался домой. Путь по зеленым лужайкам, по берегу журчащего ручья, казалось, был гораздо приятнее и мог внушать более спокойные мысли, чем пыльная дорога, по которой теперь плелся оставленный им путник. Но человек, склонный к мечтательности, сам рисует себе пейзажи и по-своему окрашивает небеса.

"Давно мною владеет странное стремление, - рассуждал сам с собой Кенелм Чиллингли, - отрешиться от своего я, влезть, так сказать, в шкуру другого человека, немного обновить свои мысли и чувства. Свое я всегда остается своим я, вот почему мне так часто приходится зевать. Но если я не могу влезть в шкуру другого человека, мне остается только попробовать сделаться так непохожим на самого себя, как это только возможно. Посмотрим, что же такое мое я. Я - Кенелм Чиллингли, сын и наследник богатого джентльмена. Но человек с дорожной сумкой за плечами, ночующий в придорожных гостиницах, вовсе непохож на Кенелма Чиллингли, особенно, если у него пусто в кармане и не всегда хватает на обед. Может быть, такой человек ярче воспринимает жизнь - ведь скучнее моего взгляда на жизнь и быть не может. Ну, мое я, мужайся: мы с тобой испробуем этот способ!"

Все заметили, что в следующие два дня Кенелм был необыкновенно любезен. Он зевал реже обыкновенного, гулял с отцом, играл в пикет с матерью и казался более похожим на других людей. Сэр Питер был в восторге. Он приписывал эту счастливую перемену своим приготовлениям к предстоящему путешествию Кенелма, Гордый отец деятельно переписывался со своими знатными лондонскими друзьями и просил у них рекомендательных писем для Кенелма ко всем европейским дворам. Были заказаны чемоданы со всякими новейшими усовершенствованиями. Уже договаривались с опытным лакеем, знающим чуть ли не все иностранные языки и даже умеющим готовить французские кушанья. Словом, все, что требовалось для вступления молодого патриция в большой свет, уже было сделано, как вдруг Кенелм Чиллингли исчез, оставив на столе в библиотеке следующее письмо к сэру Питеру:

"Дорогой отец!