Кэйтлин и Купидон

Пыль слетает со скатерти, когда я встряхиваю ее перед тем, как накрыть ею маленький круглый стол в углу нашей кухни. Эта скатерть в красно-желтую клетку – подарок от Гарри, сделанный в первые недели нашей совместной жизни, как напоминание о счастливом пикнике на полу. Я сразу же развернула подарок и застелила им стол, уверенная, что в тот вечер у нас будет кус-кус с изюмом к чаю.

Я достаю толстостенные миски из белого фарфора и медные столовые приборы, которые нам подарили на свадьбу – и которые я храню в отдельном шкафчике от нашей повседневной посуды, – а затем зажигаю свечу. Сперва она сильно мерцает и потрескивает, прежде чем разгореться как следует, распространяя по комнате аромат белой сирени.

Гарри всегда держит вилку слева, и я проверяю, что разложила все в правильном порядке, прежде чем налить для него бокал красного. Я спрашивала консультанта в винном магазине, какое получше. «Особый случай?» – поинтересовался тот, и я ответила: «Нет, не совсем, но мой муж работал по-настоящему тяжело в последнее время, и я решила его побаловать». Мне было приятно так говорить – то, как слово «муж» звучит у меня на языке.

Я сажусь, наливаю себе бокал белого и смотрю в окно на черный вечер. Снаружи просачивается тьма. Я вздрагиваю всем телом. И думаю о том, что услышала от Эйд ранее – как я продаю свою жизнь. Я смотрю на часы: уже пятнадцать минут восьмого. Обычно в такое время он уже дома.

– Неужели люди действительно хотят этого? – говорю я в холодный воздух.

На кухню неторопливо входит Кот и надменно смотрит на меня. Он наше спасение, которое мы обрели несколько лет назад, и несмотря на многочисленные попытки дать ему имя, прилипло просто «Кот». У меня урчит в животе, и эти звуки разносятся по кухне. Кот запрыгивает мне на колени, тычется головой в руку с вилкой.

– Ты прав, Кот, пора начинать.

Я заранее выключила радио – Гарри не любитель музыки за столом, но теперь мне хочется вскочить и снова включить. Однако оно на кухонной стойке, а Кот уже замурлыкал. Я чувствую, как вибрируют его бока. И не хочу его беспокоить.

– Так-так, здесь, видимо, помидоры, – говорю я, обращаясь к стене. Я ежеминутно прислушиваюсь к двери, в надежде услышать шелест его велосипедных шин, когда он затормозит у порога. Можно пока начать игру. – И фарш, но вот соевый или настоящий?

Кот мяукает, когда я начинаю чесать его за ухом свободной рукой.

– Да, ты прав, Кот, это фальшивый фарш.

Я продолжаю игру, разговаривая с воздухом, потому что тишина меня душит. Кот не возражает. Он лежит, свернувшись на моих коленях, и бьет меня лапой по руке, когда я перестаю его гладить.

– Базилик, – продолжаю я. – Свежие помидоры. Масла, наверно, многовато, но ты же меня знаешь – никогда не могу вовремя остановиться.

Я не спешу, намеренно пережевываю каждую порцию раз пятьдесят, прежде чем высказать очередную догадку. Все ингредиенты очевидны, так мы всегда и начинали угадывать, основываясь не столько на вкусе, сколько на информации – что лук всегда присутствует в соусах, что мы знаем, какой формы макароны, и так далее. Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать: «соус-барбекю». Это я приберегаю для Гарри, чтобы поставить перед ним задачу посложней. Я представляю его на работе, ворчащим, потому что его секретарша Кимберли записала кого-то на прием в последнюю минуту. Она постоянно так делает. Она просто недостаточно строга с пациентами.

– Он сейчас чья-то зубная фея, – сообщаю я Коту и возобновляю игру, перечисляя каждый ингредиент и даже не забывая упомянуть: «Соль!» – после вдумчивого пережевывания.

Но дверь по-прежнему остается закрытой, а воздух в доме неподвижным, как и раньше, когда я пританцовывала, подпевая радио и стараясь не смотреть на пустое место там, где обычно стоит его велосипед. Я закрываю глаза, представляя картину, которую увижу, когда открою их вновь: Гарри в черной лайкре, его дурацкие велосипедные туфли с креплениями для контактных педалей щелкают по деревянным половицам, когда он подходит меня поцеловать. Я не стану орать на него или отчитывать за то, что он не написал мне.

Он просто сядет за стол, его макароны будут греться в микроволновке, а я расскажу про свой день. Это все, чего я действительно хочу, – немного скучные разговоры с мужем о том, как у кого прошел день.

Я открываю глаза. Его там нет.

От такой еды, тяжелой, плотной и умиротворяющей, по идее я должна бы повалиться в постель и уснуть. Бокал вина в этом обычно тоже помогает, но я уже наполовину осушила второй, а сна ни в одном глазу. Алкоголь, бегущий по венам, держит меня во взвинченном состоянии, а нервная дрожь напоминает о прошлом разе, когда Кимберли записала позднего пациента. В тот вечер я жарила курицу – и в итоге оставила ее без присмотра слишком надолго, так что когда Гарри наконец вернулся домой, выяснилось, что она пригорела. О, как мы кричали друг на друга в тот вечер!