Кейдж Харман в волшебном мире пегасов

Не отпуская руки Лиэнорри и всё ещё боясь, что старушка может опять исчезнуть, Кейдж подошла ко входу в конюшню. Пока подруга копошилась в карманах плаща, стараясь отыскать ржавый ключ от навесного замка, девочка мечтательно рассуждала. «Какой же удивительный мир. В нём столько неизведанного и загадочного, скрытого от посторонних глаз. Но стоит лишь на мгновение отвлечься от текущих проблем, открыть миру свою душу, как непременно произойдёт нечто совершенно необыкновенное. А когда появляется возможность поделиться необычайным с близким тебе человеком, то счастье буквально озаряет твой путь. Разве не в том и есть главный смысл наших жизней?». Кейдж не могла ответить в точности на свой же вопрос, она всё-таки ещё была ребёнком, так рьяно познающим все острые грани жизни. Добра и зла, белого и чёрного, счастья и горя. Но надежда, что нечто хорошее ожидает девочку в будущем, прочно засела в светлой голове.

Ворота конюшни со скрипом отворились, и свежий ночной воздух смешался с приятным запахом скошенного сена и деревянных опилок, усеянных на земле в большом количестве. И, конечно же, в нос ударил особый аромат лошадиной шерсти. Лиэнорри крайне педантично относилась к чистоте, потому естественный парфюм конюшни не отпугивал, наоборот, манил своими необычайными нотками. Кейдж очень любила тот запах и могла сутками находиться в конюшне, помогая старушке в уборке стойла и вычёсывании лошадиной гривы. А когда Цвейг всякий раз так искренне радовался возвращению девочки, то, казалось, что нет в жизни ещё большего счастья, чем водить намыленной губкой по мощному туловищу скакуна. И подкармливать его морковкой, слушая, как конь аппетитно «хрумкает» челюстями. И целого мира мало, когда понимаешь, что кто-то так сильно нуждается в тебе.

Кейдж и Лиэнорри вошли в конюшню, аккуратно закрывая за собой дверь на засов. Девочка тут же почувствовала неладное. Среди ночной тиши она отчётливо услышала сдавленные хрипы и кроткие протяжные стоны, где-то в углу самого дальнего стойла. То обрываясь, то наращивая громкость, шумы источали такую нестерпимую боль, что по телу невольно забегали мурашки. Пройдя вглубь помещения, девочка увидела Цвейга. Конь лежал на сухом сене, облокотившись на деревянную стенку стойла, и болезненно сопел, надрывая распухшее брюхо. Каждый вдох давался ему настолько тяжело, что, казалось, дыхание могло оборваться в любую секунду, а на его большущих добрых глазах выступили белые слёзы, словно молочные ручейки из разбитого графина. Иногда скакун вздрагивал, неуклюже болтая ногами, а то и вовсе, резко замирал, запрокидывая морду набок. И даже встреча с Кейдж не смогла принести ему хоть сколько-нибудь ощутимой радости. Девочка обратилась к старушке:

– Что с ним? Почему Цвейг не реагирует? – она была готова разрыдаться.

– Деточка, ему очень тяжело и больно. Наш бедный конь умирает.

Кейдж не верила словам, сорвавшимся с губ старушки. Как возможно представить, что здоровый и пылающий силой конь, каким девочка видела его ещё вчера, теперь мучительно болен, неспособный даже подняться с настила.

– Нет, того не может быть. Он не имеет права меня бросить. О, бедный Цвейг. Ему лишь надо чуточку полежать, чтобы я погладила его по загривку. И вот увидишь, всякая болезнь тут же отступит.

Девочка обхватила шею лошади и принялась успокаивать животное, гладя нежной ручонкой бежевую шерсть, пока с разноцветных ресниц градом сыпались горючие слёзы. Кейдж не могла остановиться, истерично глотая воздух дрожащими губами, но кислорода не хватало даже на полвдоха, отчего лицо девочки мгновенно забелело. И лишь красный нос, распухший от продолжительной истерики, выдавал истинные эмоции. Цвейг – самое дорогое, что есть в её жизни. Даже мать, Шон и все остальные братья не могли дать той близости, с которой верный скакун делился без остатка. И прямо сейчас лошадь умирала. Наконец, Кейдж смогла совладать с собой, обращаясь к старушке Лиэнорри:

– Отчего он заболел? Как теперь ему помочь? – наспех тараторила девочка, глотая слоги, прерываясь и начиная заново. В её юном сердечке буквально бушевало сострадание к животному.

– К сожалению, мы не в силах помочь ему. Уж больно много Цвейгу досталось овса. – тихо произнесла старушка.

– Я не понимаю, при чём здесь корм? И как он мог съесть больше положенного?

– А вот в этом и придётся разобраться мне в ближайшее время. Нашего бедного коня отравили. Кто-то проник в стены конюшни и отвязал Цвейга сразу же после тренировки, предварительно насыпав ему полное корыто.