Он обернулся. Старушка одобрительно кивнула:
— Давно не видела такого милого обращения с чужими. А про шоковые точки ты знаешь?
— Знаю. — Кей встал, потому что подергивания булрати стали уж слишком размашистыми. — Где второй?
— В «аТане»… или нигде. Почему-то мне кажется, что нигде.
Булрати перестал биться.
— Это не я их привела, Кей, — сказала Генриетта. — Я не веду дел с чужими… и теми, кто берет их в свою команду.
— Был еще кто-то?
— Меклонец. Девушка-механистка, изрядно трансформированная. Твердолобый толстячок. И светловолосая девица в роли командира… Ты будешь отрезать уши?
— Что? — растерялся Кей.
— Уши. Ушки медвежьи. Законный трофей… ценный талисман. Говорят, у мужчин потенцию увеличивает.
— Мне хватает. Черт!
Кей пнул булрати и побежал туда, где лежала Рашель.
4
— Терпи, — сказал Кей девочке. Он держал ее голову на коленях, а Генриетта суетилась, стягивая одежду и накладывая на раны повязки. Диван, где уложили девочку, покрылся бурыми пятнами.
— Вот ведь зверь, зверь чужой… — бормотала Генриетта. — Ребенка изодрал… не стесняйся, маленькая. И не бойся ничего. Булрати сдох, совсем сдох. Дяденька Кей его убил, неповадно будет.
— Тетенька тоже не дремала, — глядя на обугленный косяк двери, заметил Кей. Они вытащили труп и сбросили в яму с компостом, но запах еще оставался.
— Ничего, ничего, — продолжала ворковать Генриетта. — Ранки-то неглубокие, даром что на вид страшные. За неделю затянем, а потом будем шрамики рассасывать. Тетя Фискалоччи умеет лечить, будешь красавицей, как раньше.
— Это обязательно? — спросил Кей. — Сюсюканье? Я замечал за вами и другой лексикон.
— Дядя Кей грубый, — сообщила Генриетта. — Грубый, хоть и хороший. У нас планета тихая, мы таких людей пугаемся. Мы здесь мирные… старички, детишки…
— Да, потому что молодежь обычно служит в Имперских силах, — уточнил Кей. Подмигнул девочке, терпеливо сносившей как перевязку, так и болтовню старухи. Та подмигнула в ответ — довольно-таки свободно. Оглушение проходило.
— И последний пластырь… — вздохнула Генриетта. — Травкой бы лучше, целебной, да хрен она поможет при таких ранах.
Кей лишь покачал головой. Спросил у девочки:
— Говорить не пробовала?
Та облизнула губы. Прошептала:
— Рашель.
— Что?
— Рашель. Меня зовут так.
— Я Кей. Спасибо за «поводок».
— Вы Артура выручите?.. Ой!
Генриетта виновато отдернула руку. Покачала головой:
— А ведь ребрышко сломано. Терпишь небось?
— Терплю, — призналась Рашель. — Вы не спешите с врачами, если надо время потянуть. Я понимаю.
Кей и Фискалоччи обменялись взглядами.
— Вот такие у нас рожали между рейдами, — сказала Генриетта. — Потому что Империи нужны были солдаты. А потом лезли под выстрелы.
Кей Дач тряхнул головой, словно пытался вытрясти память. Сказал:
— Мне надо идти. А вам — вызывать врачей.
Генриетта заколебалась:
— Рашель, девочка моя, ты потерпишь пятнадцать минут?
— Хоть час.
— Только четверть. Кей, тебе нужно выпить кофе.
— Ну, если нужно. — Кей опустил голову девочки на подушку и сказал: — Артура я спасу. Будь уверена.
— Там есть такая… с серебряным лицом.
— Я сделаю из него сережки и пришлю тебе.
— Лучше колечко, — подумав, ответила девочка. — Мне мама запрещает уши прокалывать. И… так интереснее. А вы к нам еще прилетите?
— Конечно. Зализывать ссадины. Или вербовать головорезов для небольшой войны.
— Я первая, — без тени иронии сказала Рашель.
Кофе был, по местным традициям, из ледяных сливок, с кубиками льда и почти несладкий. Генриетта щедро плеснула в чашки какой-то остропахнущей настойки — Кей с такой вольностью раньше не сталкивался, но спорить не стал.
Честно говоря, он не отказался бы от полстакана коньяку. Но Фискалоччи не предлагала, хотя бар в ее комнате был полон. Комната скорее подошла бы наемнику-террористу, чем старушке садовнице.
— Воспоминания о трудных родах? — Кей кивнул на развешанное по стенам оружие. Здесь был даже «Ультиматум», и Дач улыбнулся ему как старому знакомому.
— Зря иронизируете. — Генриетта отставила чашечку. Погладила черного кота, примостившегося у нее на коленях. — Я была и акушеркой в десанте.
— Поработали и на жизнь, и на смерть?
— Успеть было нетрудно. Война длилась семьдесят лет, если вы помните.
— Я тогда еще не родился.
— Неужели? Так легко попали в сигмовидку…
— Учитель был хороший.
— Почему был?
— Умер. И уши я тоже не отрезал.
— Кей, Кей. — Фискалоччи покачала головой. — Грубый мальчик.
— Почему вы мне помогли? — в упор спросил Кей.
— Я была полковником террор-групп при СИБ. Мой дом неприкасаем для Службы. Это привилегия, подаренная Императором, и ни одна омолодившаяся дурочка не вправе ее нарушать.
Кей знал, как звали единственную женщину-полковника в короткой и мрачной истории террористических отрядов. Но он предпочел оставить это знание при себе. Женщина, отправившая на тот свет полтораста тысяч чужих и пару сотен людей, имела право жить под каким угодно именем.