— Ты еще молод, Олмир, и не понимаешь, что нельзя пренебрегать такими сильными чувствами. Боже, как она страдает!
— Ну и что?
— Как что? Не будь таким бесчувственным!
— Я не бесчувственный. Мне она… противна.
Последнее слово Олмир произнес очень тихо. Он не был уверен в том, что король имеет право говорить что-либо подобное даже о самом последнем подданном.
— Бедная девочка! Только подумай, сколько соблазнов ее окружает — а она держится, блюдет себя. Демонстративно отказывается принимать даже своего нареченного супруга — Шойского.
— Наверное, он не особенно-то настаивает.
— Может быть. Но мне кажется, причина не в этом. Насильно мил не будешь, а Шойский хотя и предназначен Юлианне в мужья, но пока, как говорится, герой не ее романа. К тому ж существует одно интересное обстоятельство. Открою тебе небольшой секрет: Хранители Крови Дома Павлина вычислили, что Совершенство детей Юлианны будет максимальным, только если первым ее мужчиной станешь ты. В подобных случаях, согласно Канону, никто не вправе отказывать девушке.
И здесь Канон! Олмир беспомощно глянул на Краева с Октябрьским, с деланным интересом разглядывающих бесценные гобелены, украшающие стены парадного королевского кабинета. На лице у секретаря застыла недовольная гримаса: видимо, он с большим трудом воздерживался от замечания Анне Михайловне не тыкать Их Величеству.
Вошел запыхавшийся Ламарк, дав повод прекратить неудобный разговор.
— Анна Михайловна, — сказал Олмир, — то, что вы сказали, довольно интересно, но сейчас меня волнуют иные проблемы. Разрешите нам заняться более неотложными вопросами.
— Я тоже говорю о важном…
— При выходе закройте, пожалуйста, за собой дверь поплотнее, — не выдержал Леон Октябрьский. Возражая королю, Главная фрейлина опять грубо нарушила правила дворцового этикета. — У нас будет важное заседание, не предназначенное для любопытствующих ушей.
— Как вам будет угодно, — фыркнула Анна Михайловна.
Выходя из кабинета, она с чувством хлопнула дверью, вызвав новое возмущение Леона.
— Мой первый вопрос к вам следующий, — сказал Олмир, держась сзади за спинку своего кресла во главе стола. — Почему меня подставили? Почему заблаговременно не просчитали действия группы Благова? Как так получилось, что в самый ответственный момент вы оставили меня один на один с Коронным Советом и всей общественностью планеты, наблюдающей за ходом заседания? Куда запропастились ваши хваленые аналитики? Почему они не дали мне никакой подсказки? Может, вы решили опозорить меня, выставить в смешном виде?
Канцлер с секретарем повинно опустили головы.
— Разберемся, Ваше Величество. Накажем виноватых… Клянусь, впредь ничего подобного не повторится… Выступление Благова и последние события в Конде оказались для нас весьма неожиданными… не заготовили инструкций… — пробормотал наконец Краев. Бросил осуждающий взгляд на стоящего рядом Ламарка и добавил: — Нас не предупредили заранее… растерялись мы… честью клянусь, больше ничего подобного не повторится…
Леон Октябрьский, непрерывно кивая, всем своим видом изображал раскаяние и полное согласие со словами канцлера. Ламарк же и бровью не повел, как бы отвергая критику канцлера в адрес разведывательной службы. Ладно, пройдемся и по нему, решил Олмир и сказал:
— У меня большие претензии к разведке. Почему своевременно не доложили о деятельности группы Благова? Как вообще можно проморгать проведение такого общественного мероприятия, как социологический опрос жителей целого герцогства? Жуть какая-то, честное слово!
— Виноват… не доглядел… не успел войти в курс дел… виновные понесут наказание, — внешне спокойно повинился Ламарк. Однако Олмиру показалось, что исполняющий обязанности начальника королевской Службы безопасности удивлен.
Графу Степану Ламарку, сыну Аркадия и Марии Ламарк, в девичестве Владимировой, на вид было лет сорок. Может, и тридцать пять или сорок пять — кто их, взрослых, разберет? Одним словом, Олмиру он казался очень старым, прошедшим Рим и Крым человеком. Сгорбился он, наверное, все же не от груза прожитых лет, а от высоченного роста и болезненной худобы. Бросались в глаза его широченные плечи и огромные руки с корявыми волосатыми пальцами. Но лицо его, постоянно нахмуренное и густо испещренное шрамами, просто приковывало взгляд. Большой выпуклый лоб и острый, далеко выдающийся подбородок при впалых щеках и узком носе разительно отличали его от обычных людей. Так и напрашивалось сравнение его профиля с месяцем. А еще большие глаза с тяжелыми веками, жесткие прямые волосы необыкновенной толщины, словно веревки свисающие до плеч… В общем, исполняющий обязанности начальника Службы безопасности королевства выглядел своеобразно. И грозно.
— Вы с блеском вышли из затруднительного положения, Ваше Величество, — угодливо произнес секретарь, заполняя длинную паузу. — Более мудрого решения невозможно представить. Вам не нужны никакие советчики…
— Не льстите, Леон, — твердо одернул его Олмир.