Также, прошу вас, заметьте, что враг придает подобному предательскому шепоту как можно более личный характер. Настолько личный, что порой мы считаем его справедливой оценкой наших способностей, основанной на множестве подлинных свидетельств. Мы даже не подозреваем, что этот повторяющийся шепот исходит от врага, поскольку мы распознаем в нем собственный голос.
Как давно вы так о себе думали? Может, вы и не пытались написать картину. Но я точно знаю, что вы это чувствовали. Всякий раз, когда вы испытываете разочарование в себе, враг подсказывает вам слова.
Эта парализующая ложь – одна из его любимых тактик, чтобы разрушить наши амбиции разочарованием. Мы воздвигаем вокруг себя стены, эмоции зашкаливают, мы становимся подозрительными, осторожными, отрешенными и чувствуем себя так, словно мы парализованы бесконечностью попыток, обреченных на провал. И тогда мы опускаем руки. Тогда мы сажаем детей перед телевизором, потому что кажется, что ни одна книга по воспитанию не работает. И тогда мы погружаемся в несложное чтение ленты Фейсбука вместо того, чтобы с головой погрузиться в трудное чтение Слова Божьего. Тогда мы начинаем довольствоваться работой ради денег вместо того, чтобы следовать своему настоящему призванию – сделать мир лучше. Тогда мы бросаем работу над нашими отношениями и больше не ищем настоящей близости. Тогда мы бросаем все свои попытки и опускаем кисть.
И вот я стояла перед холстом. Перед синей лодкой на нем. И решала, к какому голосу прислушаться.
Я убеждена, что Бог улыбался мне. Он был доволен. И просил меня о том, чтобы я попыталась получить удовольствие от того, что вышло хорошо. Он желал, чтобы я проявила милосердие к себе, увидев на картине что-то прекрасное. Он хотел, чтобы я стремилась подарить эту красоту всякому, кто посмотрит на мою лодку, хотел, чтобы я творила ради любви, а не гналась за признанием.
Но враг искажал глас Господень. Совершенство насмехалось над моей лодкой. Ее нос был слишком высок, детали слишком примитивны, отражение в воде – слишком контрастно, а корма – смещена куда-то вбок. Разочарование побуждало меня зациклиться на том, что вышло нехорошо.
Я могла выбрать один из двух сценариев: «недостаточно хорошо» или «насладись тем, что вышло хорошо». Обе точки зрения претендовали на истину.
Я никак не могла примириться со своим творением, потому что не могла примириться с собой как с творением Божьим. Считая себя недостаточно хорошими для чего-либо, мы всякий раз отрицаем силу истины: замечательная работа Господа над нами продолжается.
Мы несовершенны, потому что мы не завершены.
Поэтому, разумеется, все, к чему мы прикасаемся, будучи незавершенными творениями, будет иметь изъяны. Все, чего мы стараемся достичь, несовершенно. И все, чего мы достигнем, будет несовершенным. И тогда меня осенило: я жду от себя и от других совершенства, которого не ждет даже сам Бог. Если Бог терпит несовершенство, то почему я не могу проявить терпение?
Сколько раз изъяны заставляли меня быть слишком суровой по отношению к себе и к другим?
Я заставила себя отправить фотографию нарисованной мною лодки, по крайней мере, двадцати друзьям. С каждым отправленным сообщением я постепенно примирялась с несовершенством картины. Я решила не поддаваться укорам врага в том, что моя работа недостаточно хороша, чтобы считаться «настоящим искусством». Опять же, я посылала фотографию не чтобы добиться признания, а чтобы утвердиться в мысли, что я вижу недостатки своей картины, но не считаю ее никчемной. Я вижу свои недостатки и не считаю себя никчемной. Таким образом я проявляла сострадание к самой себе.
Если мы хотим глубоко сострадать другим людям, мы должны научиться сострадать самим себе. Разочарование заставляет нас испытывать тайное отвращение ко всему и ко всем, у кого есть недостатки, ко всему и ко всем, кто борется с чувством собственной никчемности. Но что, если вместо того, чтобы испытывать вселенское разочарование во всех, мы распознаем в них существ, нуждающихся в милосердии? В художнике, в писателе, в проповеднике, в проститутке, в учителе, в тех, кто водит машины, и в тех, кто ведёт народы, в женах, в мужьях и в одиночках, в коллегах и в подростках, в маленьких детях и в суперзвездах, в столпах общества и в тех, кто находится на социальном дне. Им всем без исключения нужно милосердие.
Все куда серьезней, чем я могла себе представить до времен печали. На первый взгляд нет ничего страшного в отсутствии милосердия к ближним. Не стоит заблуждаться: отсутствие взаимного сострадания между ближними – это часть большого плана нашего врага.