Однажды вечером, когда он подумал, что я уже уснула, я услышала, как он что-то шепчет. Я не открыла глаз, просто лежала тихонько. Думаю, он плакал.
– Моя мать страдала, знаешь. Это не она, это не совсем ее вина… Она, наверное, сошла с ума…
Когда я пошла на поправку, он заверил, что Межда уже никогда не причинит мне вреда. Что он отдает мне свою комнату, что мать согласна. Что мне уже никогда не нужно будет спать на лоджии и что я могу пользоваться туалетом.
Все это казалось слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Я ему не поверила, но все-таки поблагодарила. И сказала, что буду думать о нем каждую секунду.
Затем Изри стал приходить через день, потом каждые два дня. Потом раз в неделю.
Межда оказалась терпеливой.
Ужасно терпеливой. И дьявольски умной.
Сначала она сделала все, чтобы сын ее простил. Она извинялась, умоляла. Раскаивалась. День за днем она успокаивала его ярость.
Она соврала, что стала плохой из-за дурного обращения с ней ее бывшего мужа, но что теперь она одумалась. Надо признаться, что делала она это с определенным талантом, она сыграла на слабости сына, напомнив ему о времени, когда защищала его от жестокостей отца.
Мне он сказал, что мать оступилась, что она больше не будет себя так вести и что, если я стану послушной, все наладится. Он, конечно, поверил в ее добрые намерения.
Когда Изри стал приходить реже, Межда перешла в наступление. Между нами установилась странная игра.
Игра на выживание.
Правила игры были простыми – заставить меня страдать, не оставляя следов. В конце концов, это не очень сложно. Нужно лишь хорошее воображение. И добрая доза ненависти.
Я старалась защититься, но Межда выше и намного сильнее меня. Она весит, по крайней мере, килограммов восемьдесят, во мне же нет и пятидесяти.
И главное, Межда – злых дел мастер.
Я же только учусь.
Тама на мгновение застывает у зеркала в ванной.
Выглядит она ужасно.
Бледная, круги под глазами, впалые щеки. Даже на волосы неприятно смотреть.
– Что застряла? – ворчит, открывая дверь, Межда.
Их взгляды на мгновение встречаются в зеркале. Проходят долгие секунды, наполненные молчаливым соперничеством.
– Убери-ка мне тут быстро.
Тама хватается за губку и начинает чистить раковину. Межда следит за ней, сидя на краю ванны. Глаз не сводит.
– Какая ты уродина, – вздыхает она. – Мать уж точно в гробу переворачивается!..
– Моя мама меня любила.
– Твой отец говорил иное, когда тебя продавал. Ты же помнишь, да? Что твой собственный отец продал тебя, как какую-нибудь козу!
Тама чувствует, как ее сердечко сжимается. Ответить – значит начать битву. Сегодня у нее на это нет сил. И завтра тоже, скорее всего, не будет.
– Даже дешевле козы, – добавляет Межда.
Тама яростно драит фарфоровую раковину, потом долго трет зеркало.
Вдруг они слышат, как открывается дверь, раздается голос Изри. Тама чуть улыбается, Межда меняется в лице и быстро выходит из ванной.
Тама же остается на месте. Зачем спешить. Однако она уже несколько дней ждет этого момента. Момента, когда Изри вернется и она ему все расскажет.
Момента, когда он положит конец ее мучениям.
– Тама?
Девушка бросает свое занятие и идет в гостиную к Изри. Тот делает знак матери, чтобы та ушла.
– Присядем? – предлагает он.
Она садится рядом с ним на диване и прилежно складывает на коленях руки.
– Ну что?
Тама пару минут мнется, а потом решается. Она рассказывает все в мельчайших деталях.
О том, что Межда заставила ее вернуться спать на лоджию, о том, что насильно накормила ее просроченными продуктами, от которых Таму рвало кровью. О том, что Межда держала ее голову в заполненной водой раковине и чуть не утопила. О часах, которые Тама провела, стоя на коленях на деревянной палке.
С каждым словом Изри меняется в лице. Он молча выкуривает сигарету и яростно раздавливает окурок в пепельнице. Затем идет в кухню, оставив дверь открытой.
Слезы, крики, мольбы. Жестокие слова.
Межда все отрицает. Клянется, что не понимает, почему Тама так хочет их поссорить, хотя сама она изменилась и старается, как может.
– Эта девица – маленькая извращенка, она тебе врет! Хочет обвести тебя вокруг пальца, настроить нас друг против друга!
Изри ищет в кухне испорченные продукты. Осматривает лоджию, но одеял не находит. Идет в свою бывшую комнату и видит куклу Тамы на кровати. Его терзают сомнения, он не говорит ни слова и уже не знает, кому верить.
Тама чувствует себя виноватой. Виноватой из-за того, что так его мучает. Тогда она подходит к нему и шепчет:
– Ничего. Не волнуйся обо мне.
Он долго смотрит на обеих женщин.
С одной стороны, мать. Его мать. Та, что его выносила, выкормила. Да, в общем, и все.
С другой – девчонка, которую он едва знает.
Он оставляет их, бросив единственную фразу:
– Я скоро вернусь.
Как только он переступает порог, Межда бежит к окну. Смотрит, как сын садится в машину и выезжает с паркинга.
– Возвращайся в ванную, – приказывает она Таме.