Каждому своё 2

Брилёв принял более удобную позу и принялся работать над параграфами Особого Положения. Больной локоть неприятно заныл, и полковник скривился. Все, что он задумал, так или иначе реализуемо, но вот с медицинской помощью проблема действительно неразрешима. В бункере нет врачей, а эта старая корова всего лишь медсестра, да еще не самая умелая. Кого еще оставят дежурить в выходной день, когда начальства нет и не будет и можно взять отпуск на трое суток? Ответ очевиден. Хорошо хоть, что она со стажем и в состоянии выставить биорегенераторам заложенные в память стандартные программы лечения. Жаль, что слова Менделеева о имеющихся у него медицинских работниках оказались блефом. Сказку о семейном бункере Брилёв распознал с самого начала. Зачем набиваться в вездеход толпой в полтора десятка рыл, когда у тебя есть бункер? Для разведки хватило бы трех-пяти человек, ехать же, типа, недалеко! Да и кто бы отправился в опасный поиск без медика в то время, когда их имеется целых три? Чушь. История Менделеева о медиках ничем не отличается от истории самого Брилёва о спасателях МЧС. Но попытка была неплохая. Полковник поправил ноющий локоть и углубился в работу.

День тринадцатый

Медицинский диагност вывел на дисплей результаты анализа крови, и взволнованная Дилара вытянула шею, пытаясь разглядеть данные через плечо высокой Ингеборги.

– Что это значит? – встревоженно спросила она, глядя на подсвеченные красным цветом показатели, густо пестрящие в столбце цифр.

– Данные анализа крови, – ответила Ингеборга. – Я же объясняла.

– Я помню! Но вчера красных цифр было меньше! – Дилара перевела взгляд на насупленного Давида, молча лежащего на импровизированной больничной постели в импровизированном лазарете. – Это очень плохо? Это из-за температуры? Давид, как ты себя чувствуешь?

– Нормально! – недовольно заявил ребенок. – Голова иногда кружится и тошнит. Можно, я уже встану? Мне надоело лежать, все тело ломит уже! Здесь слишком жарко!

– Лежи! – Дилара удержала порывающегося встать сына и принялась влажной салфеткой стирать ему испарину со лба. – У тебя температура тридцать восемь и шесть! Ты простудился! Тебе нужен отдых и постельный режим!

– Мне душно! – возразил Давид, поднимаясь. – Я хочу в туалет!

– Пойдем, я тебя отведу! – Дилара склонилась над сыном, собираясь взять его на руки.

– Ты че?! Пусти! – Давид возмущенно отталкивал ее руки. – Я сам! Я мужчина! Я уже взрослый, ты сама говорила! Иди баб за руку води!

– Нельзя так называть женщин! – возмутилась Дилара, пытаясь помочь сыну встать. – Да, ты взрослый, но ты сейчас болен, поэтому слаб, и нет ничего позорного в том, что я тебе помогу! Вспомни отца, он тоже взрослый мужчина, но ничего не имеет против, если я ухаживаю за ним, когда у него недомогание!

– Потому что отец лох и тряпка! – Давид злился все сильнее, не на шутку отбрыкиваясь от материнских рук. – А я не такой! Я сильный! И когда вырасту, буду еще сильнее! Как твои братья! Или даже как Олег! Он вообще никогда не ноет! В него из боевого пистолета шайтан в упор стрелял, а он даже не поморщился, хотя это стопудово офигенно больно! Да еще потом всех шайтанов завалил! Я тоже таким буду! Пусти, блин! Я тебе не баба!

– Я что тебе сказала насчет баб?! – возмутилась было Дилара, но в этот момент у Давида из носа пошла кровь, и она в ужасе потянулась к нему с салфеткой. – Все-все! Я тебя не трогаю! Не трогаю! У тебя кровь пошла, дай вытру!

– Я сам! – Давид отобрал у нее салфетку и принялся вытирать нос. – Это вообще фигня! Сейчас пройдет! Отпусти, сказал! – он дернулся, отодвигаясь от ее руки. – Мне в туалет надо!

– Я просто встать тебе помогаю! – не сдавалась Дилара. – Тебе сейчас нельзя много ходить, тебе доктор прописал постельный режим! – Она обернулась к Ингеборге за помощью: – Ведь так?

– Пусть сходит, – Ингеборга внимательно наблюдала за Давидом. – Тут недалеко, он справится. Если голова закружится, остановись и держись за стену, пока не пройдет. Это недолго. Сможешь?

– Легко! – воинственно прогнусавил Давид, прижимая к носу окровавленную салфетку. – Блин, че-то кровь не останавливается…

– Пойдем вместе! – Дилара попыталась перейти на тон, не терпящий возражений. – Давай руку!

– Отстань! – дернулся ребенок. – Я сам! Мне даже Инга разрешила! А она врач!

– Он сможет, – мягко произнесла Ингеборга, мельком бросая на Дилару многозначительный взгляд. – Только, Давид, давай договоримся: когда ты вернешься, то ложишься в постель, и я поставлю тебе капельницу. Я такую Олегу ставила, когда у него была интоксикация. Он разрешал.

– Оʼкей, – немедленно согласился ребенок, бросая на мать победный взгляд. – Договорились!

Давид, пошатываясь, вышел из превращенного в лазарет тамбура и поковылял к санузлу, придерживаясь за стену одной рукой и сжимая возле носа салфетку другой. Дилара проследила за ним полным тревоги взглядом и посмотрела на Ингеборгу:

– Инга, что с ним? Это серьезно? Он выздоровеет?