Казанова

Помимо баталий Франческо Казанова рисовал также пейзажи, животных и жанровые сцены во вкусе старинных голландцев. Его произведения, встречающиеся в галереях Парижа, Вены, Лондона и других столиц мира, полны жизни и весьма эффектны. В русском Эрмитаже можно увидеть его работы «Корова на пастбище», «Бык на пастбище» и «Стадо, перешедшее через ручей».

В конце жизни Франческо Казанова переселился в Вену, где и умер 8 июля 1803 года.

Заметим, что в свое время Франческо Казанова был очень знаменит. Кстати, до самой смерти Джакомо Казанову называли «братом того самого Франческо Казановы». Зато в наши дни никто и не помнит имени такого художника, как Франческо Казанова, зато все знают о похождениях его старшего брата…

Некоторые биографы Казановы не без оснований полагают, что его подлинным отцом был венецианский дворянин Микеле Гримани. Например, Геман Кестен пишет, что «Джакомо был дитя театра», что его мать «поспешно вышла за актера Гаэтано Казанову, который жил напротив» и что «она изменила ему с директором своего театра, аристократом Микеле Гримани». Для театра подобное — обычное дело. Да и просто в жизни «за честным мужем и жена сама становится честна», а вот за не очень честным… И можно еще очень долго рассуждать на эту тему. В любом случае, это не изменит мнения тех, кто считает, что Джакомо родился именно от связи его матери с Микеле Гримани, и случилось это через тринадцать месяцев после ее свадьбы с Гаэтано Казановой. Не изменит это и мнения тех, кто считает, что это все — полная ерунда.

Итак, Микеле Гримани (1697–1775). Этому человеку в год рождения Казановы было двадцать восемь лет. Он происходил из очень обеспеченной и благородной венецианской семьи, а в 1748 году его избрали сенатором. Помимо этого он, как мы уже знаем, был владельцем театра Сан-Самуэле, где работали Дзанетта Фарусси и Гаэтано Казанова.

Был ли Микеле Гримани отцом Казановы? Точно этого не знает никто. А вот биограф Казановы Фелисьен Марсо вообще предполагает, что эту версию «запустил» сам Казанова, отличавшийся чрезвычайной живостью фантазии. Он якобы вполне мог, «будучи убежден в том, кто именно был отцом его брата, распространить отцовство Гримани и на самого себя».

Как бы то ни было, семейство Гримани сыграло очень важную роль в судьбе Казановы, и к этому мы еще вернемся.

Первые годы своей жизни Джакомо Казанова — сирота при живых родителях — жил у своей бабушки Марции Фарусси. Рос он слабеньким и болезненным, и вспоминать об этом периоде своей жизни никогда не любил.

Дом бабушки находился на улице Монахинь (ныне эта улица называется Калле-делле-Мунеге, и она проходит параллельно площади Сан-Стефано, в двух шагах от улицы Малипьеро).

Гаэтано Казанова умер, когда Джакомо было восемь лет. Дедушка, сапожник Джироламо Фарусси, умер еще до замужества дочери. Получается, что фактически бабушка заменила Джакомо и мать, и отца, и всех прочих родственников.

Марция Фарусси примирилась с замужеством дочери, которое она не одобряла, узнав об обещании Гаэтано Казановы не понуждать свою супругу подниматься на сцену. Такие обещания всегда дают вступающие в брак актеры, но они никогда их не выполняют, в том числе и потому, что их жены сами не настаивают на верности данному слову. Впрочем, Дзанетта Фарусси вполне могла быть довольна своей судьбой, сделавшей ее актрисой: она была очень востребована, постоянно гастролировала, в том числе и в Санкт-Петербурге, ведя при этом весьма беспорядочный образ жизни и рожая детей.

Добрая бабушка любила внука и заботилась о нем, но мальчик не был счастлив. Его детство было молчаливым и одиноким. У него не было друзей и он почти не появлялся на улице. Дело в том, что, будучи очень болезненным от рождения, он страдал частыми кровотечениями из носа, которые лишали его сил.

Соседи жалели маленького Джакомо, но никто вокруг не старался его развивать, полагая, что он все равно скоро умрет.

Если вдуматься, это была ужасная жизнь, какую едва бы вынес кто-то другой. Но Казанова был не «кто-то» — он с детства ощущал свою незаурядность и был уверен, что его ждет самое необыкновенное будущее.

Когда Джакомо исполнилось восемь с половиной лет, бабушка отвезла его на остров Мурано.

Этот остров, который иногда называют «малой Венецией», состоял из ряда островков, разделенных каналами и соединенных мостами.

Дело было промозглым октябрьским утром 1733 года. В узкой черной гондоле бабушка и внук пересекали широкий канал, отделявший Венецию от Мурано. Было видно, что мальчику очень страшно очутиться за пределами родной Венеции. Да что там Венеции — он и за пределами своего района Сан-Марко никогда не бывал. Бабушка гладила сжавшегося в комок внука по голове и нежно шептала ему на ухо:

— Не бойся, мой милый Джакомо! Главное — не бойся! Тебя вылечат, я в этом уверена.

Гондола наконец подошла к острову, окутанному серой дымкой, и пристала к берегу рядом с великолепной старинной церковью Санта-Мария-э-Донато.

— Подождите нас! — приказала бабушка двум гондольерам. — Мы можем задержаться!