Казанова

Все завершилось в последний день карнавала за очередным ужином вчетвером. Раздел был произведен раз и навсегда: де Берни забрал себе К.К., а Казанова сохранил М.М. Но К.К. оказалась запертой в монастыре, и де Берни ее потерял.

Так в чем же был тайный смысл всего происходившего? Ответ на этот вопрос не так уж и сложен. Вся эта театральная интрига завязалась с того момента, как у К.К. случился выкидыш в монастыре. М.М. об этом узнала, соблазнила девицу, вступила в энергичное соперничество с Казановой, а потом разожгла любопытство де Берни, выманивая у него все более и более ценные подарки. Наверное, она даже хотела забеременеть от него. Ну а глупенькая К.К.? Поняв, что Казанова для нее потерян, она стала мечтать занять престижное место при французском после.

А как же мужчины? Они что, оказались в дураках? В общем-то нет. И женщины тоже нет. Одно не подлежит сомнению: все четверо получали наслаждение, и немалое.

Дальше идти было некуда, и развязка наступила сама собой: де Берни ждали новые обязанности в Париже, и он должен был уехать. К.К., когда ее отец умер, забрали из монастыря и стали готовить к свадьбе с неким адвокатом. Она оставила М.М. письмо к Казанове, в котором говорила, что если ему снова угодно будет обещать ей жениться, то она станет ждать и твердо отказывать всякому претенденту на ее руку. Без всяких околичностей Казанова ответил ей, что не занимает никакого положения в обществе, а посему дает ей свободу и даже советует не отвергать возможного жениха, если, по ее мнению, он способен составить ее счастье. Несмотря на эту явную отставку, К.К. вышла замуж за Себастьяно Марсили лишь после бегства Казановы из тюрьмы Пьомби, когда уже никто не верил, что он сможет когда-нибудь возвратиться в Венецию.

Уезжая, де Берни предоставил Казанове право свободно распоряжаться своей холостяцкой квартирой на Мурано.

— Только делайте это осторожно, — посоветовал он. — О наших делах стало известно государственным инквизиторам, которые из политических соображений пока закрывают на это глаза.

Несмотря на настойчивые советы мудрого де Берни, Казанова и М.М. продолжили встречаться. Какая неосторожность!

Через некоторое время де Берни сообщил, что больше никогда не вернется в Венецию. Он велел продать все, что находилось в его жилище.

Для Казановы это была катастрофа. На мечтах о карьере в Венеции, а может быть, и в Париже, можно было ставить точку.

Сказать, что Казанова был расстроен, значит, ничего не сказать. Чуть не плача, всю ночь с 24 на 25 июля 1755 он бродил по Венеции, горюя об упущенных шансах и неиспользованных возможностях.

Глава двенадцатая Побег из тюрьмы Пьомби

Это государственная тюрьма, из которой прежде никому еще не удавалось бежать; однако же я, с помощью Божией, по прошествии года и трех месяцев бежал оттуда.

Джакомо Казанова

Погуляв примерно полчаса в районе Эрберии и поразмышляв о превратностях жизни, Казанова вернулся к себе и с удивлением обнаружил, что дверь открыта, а замок сломан. По словам хозяйки, лично шеф венецианских жандармов Маттео Варутти с целой армией своих подчиненных ворвался в дом и перевернул все вверх дном, утверждая, что ищет контрабанду — чемодан, полный соли[1].

Ему якобы донесли, что накануне этот чемодан внесли сюда.

Хозяйка объяснила, что действительно накануне был выгружен с лодки какой-то чемодан, но в нем была одна лишь одежда. Шеф жандармов осмотрел предоставленный ему чемодан и, не сказав ни слова, удалился.

Возмущенный Казанова тут же побежал к господину Брагадину, чтобы рассказать ему о произошедшем, а тот, внимательно выслушав своего протеже, сказал:

— Чемодан с солью — всего лишь предлог. Приходили за тобой и искали тебя. Ангел-хранитель уберег тебя, теперь же спасайся. Мне довелось восемь месяцев быть государственным инквизитором, и я знаю, каким образом совершаются предписанные Трибуналом аресты. Поверь мне, сын мой, лучше будет, если ты немедленно отправишься в Фузину, а оттуда, на почтовых лошадях и без остановки, — во Флоренцию. Оставайся там, пока я не напишу тебе, что все обошлось и ты можешь вернуться. Бери мою четырехвесельную гондолу и срочно отправляйся.

Но гордый Казанова не послушал своего умудренного опытом покровителя. Он заявил, что не чувствует за собой вины, а посему никакой Трибунал ему не страшен. Говорить подобное — глупость, а проявлять гордыню в подобном вопросе — это все равно, что гордиться тем, что тебя обгадила птица высокого полета. Но, к сожалению, тогда Казанова этого еще не понимал.

Господин Брагадин, давно считавший его своим сыном, возразил:

— Государственные инквизиторы могут признать человека виновным даже в неизвестных ему самому преступлениях.

На это Казанова ответил:

— В их власти арестовать меня, но бояться мне нечего.